— Это значит, что ребенок может считаться благородного происхождения, только если его мать из дворян?
— Что-то вроде этого… Но поверь, мне так же тяжело, как и тебе.
— Потому, что ты ненавидишь людей своего круга, их обычаи и их лицемерие — это ведь твои собственные слова?
— Это так и есть. Но все же я принадлежу к тому обществу, с его этикетом, традициями и дурацкими условностями.
— Разве ты не был со мной счастлив?
Он провел рукой по лбу, как будто хотел прогнать какую-то мысль.
— Такого я не испытаю больше никогда, я знаю это.
— Яблоко от яблони не далеко падает, — повторила она едва слышно и не смогла сдержать слезы.
— Ради Бога, не надо слез. Я буду посылать тебе деньги на содержание твоего ребенка. Позволь мне воспользоваться серой лошадью, так будет быстрее. Я отошлю ее обратно из Страсбурга.
— Мой ребенок обойдется без твоих денег, как он обойдется и без отца! Возьми серую и оставь ее себе на память. Ты мужчина, которого я любила, люблю и буду любить всегда! Но не думай, что я хочу тебя удержать. Насильно мил не будешь. Ты не способен на любовь, Юбер.
Когда он был уже в седле, Виктория нашла в себе силы выйти. Она больше не плакала. На ней была снова маска гордой, сильной женщины и непримиримость во взгляде.
— Теперь ты хотя бы доволен? Наконец ты свободен?
Он склонил голову.
— Я совершаю бесчестный поступок и сознаю это.
— Тогда, любовь моя, останься или возьми меня с собой. Я пойду за тобой на край света!
Ответом ей была только дробь копыт по мостовой.
Наполеон-Вандея была переименована в Бурбон-Вандею, а затем ей было возвращено старое название Ларош-сюр-Йон. Префект и генеральный секретарь здесь были уже другими, но смена режимов почти не затронула чиновничий аппарат, разве только он еще увеличился, чтобы пристроить кого-то из победителей. И полиция мало в чем претерпела изменения. Новый префект лично составлял конфиденциальные донесения, которые он отправлял министру внутренних дел. Мебель в его кабинете из красного дерева и позолоченной бронзы назойливо напоминала об узурпаторе. Подсвечники, стоявшие по обеим сторонам инкрустированного пальмовыми листьями бювара, были выполнены в виде пушечных стволов. На них только перекрасили металлические абажуры, заменив королевскими лилиями императорских орлов. Портрет императора над камином из белого мрамора был заменен на портрет Людовика XVIII. Но король на нем был изображен сидящим, в то время как император стоял, и поле холста было темнее вокруг фигуры и особенно внизу. В саду работал все тот же Мартурэн, то есть он прогуливался с лопатой на плече с сознанием выполненного долга, написанным на лице. На нем был черный медный пояс, с которого свисали садовые ножницы: ему не было равных в обрезке самшитовых деревьев и тисов. На груди у него была пришпилена к рабочей блузе медаль Лилии, которой он был удостоен за долгую и верную службу. Префект вручил ему ее перед всеми служащими, и при этом садовник произнес следующую незабываемую речь: