— Нет, я столько сдерживался, что больше не могу. И эта рана… Самые лучшие мгновения жизни — вместе с тобой, рядом с тобой… О! Как мы были глупы, сколько времени потеряли!
— Любимый мой, несчастная моя любовь. Как жаль, что я просто Виктория, а не «какая-нибудь»!
— Это больше не имеет значения!
— И все же я должна съездить к себе.
— Нет!
— Тогда я еще немного подожду, и мы съездим вместе, если ты согласен.
— Да.
— После возвращения будем учиться ездить верхом.
— Я все обдумал: правую ногу в стремя, а за ней последует и левая. Вопрос тренировки. Но это не главное… Я все спрашиваю себя, что с нами произошло? Объясни мне.
Она прижала свой маленький упрямый лоб к щеке шевалье, и уснула мирным, крепким сном. Ландро смотрел на это детское лицо, которое у нее становилось таким всегда во сне. Он прижал губы к корням волос, с наслаждением вдыхая их запах перца и ириса. «Теперь я не вижу препятствий, — подумал он, — которые могут помешать мне жениться на ней».
Чуть позднее в то же утро он эти слова сказал ей. Она внимательно на него посмотрела.
— Как хочешь, но сначала поедем ко мне, а потом пойдем к мэру и кюре.
— Ты думаешь, что я могу изменить свое решение?
— Нет, но было бы странным, если после первой нашей ночи, я стала бы считать себя твоей женой, — сказала она и рассмеялась своим легким, как серебряный колокольчик, смехом.
— Женой, которая не часто видела своего мужа около себя, но не нуждалась ни в каких других мужчинах. Что меня смущает, так это твое состояние, хотя я тоже не бедна. Мне неинтересно быть мадам Ландро, я предпочла бы, чтобы ты был просто моим.
— Рано или поздно ты привыкнешь быть мадам Ландро.
— Конечно, привыкну.
— Я, конечно, уже не так молод, но ты еще в том возрасте, когда можешь произвести на свет хорошеньких детишек. Знаешь, ты еще никогда не была так молода и красива. А кроме красоты, ты еще обладаешь смелостью и добротой, за это я тебя и люблю.
«Они уехали на Рейн, — писал наш летописец, — и пробыли там несколько месяцев. Они ненадолго приезжали в Нуайе и снова возвращались. Шевалье и Виктория больше не расставались, и мы в своем кругу делали вид, что не знаем, что они не связаны узами брака. К тому времени шевалье купил еще две фермы, расположенные по соседству, но мы думали, что он подарит их мадемуазель Виктории. Он нас по-прежнему избегал, не потому, что внебрачный союз его хоть немного стеснял, но чтобы не ставить в неловкое положение нас по отношению к мадемуазель Виктории. Мы встречали его иногда верхом на белом коне. Он научился садиться с правой ноги и мог целый день провести в седле. У мадемуазель Виктории была серая в яблоках кобыла. Они скакали наугад, каждый с ружьем, в надежде подстрелить зайца или куропатку. Его друг Соважо и другие приятели больше не видели его ни в „Зеленом дубе“, ни в других злачных местах. Шевалье собирал друзей вместе в Нуайе. „Ужасные забавы“ остались только в воспоминаниях. Мадемуазель держала себя достойно, и если бы шевалье женился на ней, то мы охотно принимали бы ее в наших салонах, тем более, что вокруг нее все еще кружил ореол таинственного рождения, о котором я уже упоминал. Его было легко поддерживать, только надо было о нем не говорить. Но Ландро, по неизвестным нам соображениям, кажется, был доволен сложившимся положением и не спешил со свадьбой.