— Вот я и вернулся, мадам! Держу пари, что никто меня уже не ждал!
Он застыл у порога со шляпой в руке. Перед камином вместо мадам и детей сидел, развалившись в кресле, толстый незнакомец с трубкой в отвислых губах. Женщина с напудренными, завитыми волосами сидела рядом с ним и вязала.
— Прекрасно, друзья мои. Я вижу, вы отдыхаете, пока мадам отлучилась! Хорошо устроились! Ты кто? Новый управляющий? Слишком толст, приятель! Мадам сделала плохой выбор, ну да мы об этом еще переговорим. А это твоя жена?
Толстяк поднялся. Ландро оглядел его ироничным взглядом. «У него щеки и брюхо, — подумал он, — как у бедняги Людовика XVI, мир праху его!»
— Господин, — забормотал человек, — я не имею чести вас знать.
— Конечно! Я ведь только что сказал, что тебя не нанимал. Слушай, толстуха, я не люблю, когда при мне вяжут.
— Но, господин, вы ворвались в дом. Позвольте…
— Что я должен позволить? Я дю Ландро! Только что вернулся из эмиграции и мало расположен к шуткам.
— Господин дю Ландро?
— Вернулся из России. Естественно, тайно…
Человек присвистнул, отложил трубку и, обменявшись взглядами с женой, потирая пухлые руки, заговорил:
— Меня зовут господин Ажерон де ля Мартиньер, к вашим услугам.
— Де ля Мартиньер? Никогда не слышал.
— Я купил по закону и с соблюдением всех формальностей имение Нуайе и прилегающие к нему земли. После того, как Республика конфисковала их и объявила национальной собственностью.
— Я не понял.
— Вы эмигрировали. Значит, отказались от французского подданства. Следовательно, ваше имущество принадлежит нации. Имущество вашей жены унаследовал ваш сын Юбер.
Ландро покачнулся. Поднес руку к взмокшему лбу.
— Если я правильно понял, имение было продано как национальное имущество, и вы его купили?
— Именно так.
— Вы были синим?
— Я только честный собственник. Этот дом я привел в порядок, отремонтировал и оставил в нем все как было. Вы потом увидите сами. Только портретов нет. Их, наверное, растащили шуаны.
— А вы меня не разыгрываете?
— Поверьте, господин Ландро, я вам сочувствую и не заслуживаю подобных упреков. Я был очень осторожен и старался не нарушать старинный порядок.
— Вы платили ассигнациями? То есть этими обезьяньими бумажками?
— Как положено. Если бы надо было по-другому, я оплатил бы золотом.
Г-н Ландро замолчал. Слова застряли у него в горле. Он не хотел показать своей растерянности, но не знал, как себя вести, и только глядел на голые стены невидящими глазами, вспоминая висевшие на них портреты своих предков. Искал взглядом отсутствующую мебель и обстановку, которую он так часто вспоминал во время своего долгого и напрасного скитания. Супружеская пара наблюдала за ним с беспокойством.