— Итак, теперь я разорен, выкинут из дома…
— Не надо излишне драматизировать то, что произошло, господин Ландро. У вас еще многое осталось. Имущество мадам Ландро, как я уже говорил, осталось цело. Оно вдвое больше, чем это имение. Ублоньер одна чего стоит! Великолепные земли. Послушайте меня, если вам нужны на первое время деньги, мы можем договориться.
— Мадам Ландро живет в Ублоньер?.. Отвечайте же!.. Там теперь моя жена и дети?
— Господин Ландро, я уже говорил, что ваш сын унаследовал имущество своей матери.
— Что это значит?
— Так вы ничего не знаете? В 1794 году мадам Ландро погибла вместе с дочками и прислугой. Да, господин. «Адские колонны»… Но ваш сын Юбер спасся. Теперь это уже взрослый молодой человек. Он будет бесконечно счастлив видеть вас.
— Он живет в Ублоньер?
— Нет, в Сурди.
Ландро не держали ноги. Он был вынужден сесть. Все более беспокоящаяся госпожа Ажерон поднесла ему рюмку ликера. Но у него хватило сил отказаться.
— Тысяча благодарностей, мадам. Вы можете напоить меня и на кухне. Распорядитесь, чтобы привели мою лошадь.
— Господин, — сказал Ажерон, — Сурди почти в часе езды. Я вижу, вы устали. Не надо отправляться в путь в таком состоянии. Если вы позволите, я могу вам предложить…
Мадам Ажерон толкнула локтем мужа. От Ландро не укрылся этот жест. Он не без труда поднялся.
— Не могу принять вашего предложения.
— Я настаиваю. Я повторяю, что вы ни при чем в этом запутанном деле, и я вижу, что вы едва держитесь на ногах от усталости.
— Я предпочел бы околеть в канаве!
Но, как только он оказался один на дороге, под луной, не смог сдержать свое отчаяние и свой гнев: «Новые господа! — бросал он в темную чащу и пустынные поля. — Господа революционеры! О Боже! Ты слишком несправедлив ко мне! Мое Нуайе… Мое Нуайе!» Придя немного в себя, он удивился, что сверх меры скорбит о потерянном имуществе: «Нет, это я несправедлив! Моя жена, мои девочки убиты, а я думаю только о Нуайе лишь потому, что родился среди этой груды камней? Решительно, я немногого стою!» Он несколько раз сбивался с дороги. Его лошадь то и дело спотыкалась, все ниже и ниже опуская голову. «Потерпи, друг! Уже немного осталось. Сейчас отдохнем». Слезы, душившие его, принесли бы ему облегчение. Но он не мог заплакать. Его душа была иссушена. Чтобы отвлечься, он пытался вспомнить свой последний настоящий обед. Это было почти посередине Европы, кажется, в королевстве Бавария. С тех пор он питался только хлебом и сыром, запивая их водой из фонтанов или утоляя жажду из лесных ручьев щека к щеке со своей лошадью. Он даже пробовал есть корни и дикие ягоды. Так, извлекая из памяти тяжелые воспоминания, он, уже только к рассвету, добрался до Сурди. Взволнованная мадам Сурди приготовила ему полный обед, но он съел только кусочек медового пирога и выпил чашку горячего молока с сахаром.