- Нет, нет, нет! - вскричала она,- напутал не ты, а он! Чтобы ты - светский молодой человек - допустил подобный промах! Абсурд! Это мистер Сидерквист забыл, что мы сегодня обедаем в гостях. Когда он сказал мне, что пригласил тебя на обед, я ему задала жару! Но я категорически запретила отправлять тебе телеграмму. Я просто послала записочку хозяйке того дома, куда мы с тобой сейчас поедем, и попросила позволения привезти тебя с собой. Узнав, кто ты, она пришла в восторг. Так что, как видишь, все в порядке. Сидерквист и девочки уехали раньше, а тебе, мой милый поэт, придется сопровождать старую даму! Кажется, подали карету! Allons! En voiture![23]
Усевшись в прохладную, пахнущую кожей карету, миссис Сидерквист воскликнула:
- Да, я забыла сообщить, у кого ты будешь обедать. А это, между прочим, персона весьма важная! Только вообрази - ты проникнешь в лагерь своего злейшего врага. Побываешь на обеде у Джерарда, одного из вице-президентов твоей bete noire[24] - Тихоокеанской и Юго-Западной железной дороги!
Пресли вздрогнул и так стиснул кулаки, что его белые лайковые перчатки чуть не треснули по швам. Он что-то пробормотал в ответ, но миссис Сидерквист так расщебеталась, что не заметила его состояния.
- Их дочь Онория на будущей неделе уезжает в Европу. Мать берет ее с собой в путешествие. По этому случаю миссис Джерард и устраивает сегодня обед для
самых близких друзей.- Будут,- совсем запросто - мы, ты и еще несколько человек. Ты знаком с Онорией? Красавица! И в придачу колоссально богата! У нее миллионы! А сколько их - и не счесть! Tiens! Nous voici[25]
Карета остановилась у подъезда роскошного особняка, и Пресли вслед за миссис Сидерквист поднялся по ступеням к массивной входной двери. Он плохо соображал, не помнил, как отдал лакею шляпу и пальто, как вошел вслед за миссис Сидерквист в комнату со стеклянным потолком, со стенами, увешенными картинами,- без сомнения, картинную галерею,- как были названы их имена, лишь только они приблизились к двери, полускрытой тяжелыми синими портьерами, которая вела в следующую комнату.
Он переступил порог, стараясь взять себя в руки, чтобы с честью выдержать церемонию представления.
Комната была очень большая с невероятно высоким потолком. Вдоль стен шли гладкие прямоугольные колонны розового с прожилками мрамора; они увенчивались позолоченными коринфскими капителями, на которых покоился потолок. Смыкался со стенами потолок не под прямым углом, а образуя изгиб, отчего создавалось впечатление купола над головой. Сам потолок представлял собой огромную картину, на которой были изображены нимфы, богини, белые голубки и горлицы, золотые колесницы и многое другое; все это плавало в пухлых облаках и переплеталось гирляндами роз; рамой же этой картине служило великое множество сцепленных между собой золоченых горельефов. Стены между колоннами были затянуты шелком с рисунком в стиле Людовика XV,- в стиле, отличавшемся тонким вкусом и очаровательной простотой. Камин являл собой истинное чудо. Он высился до самого потолка; высеченные из черного мрамора согбенные Атланты сгибались под тяжестью этого сооружения. Камин был сложен из темно-красного с белыми прожилками мрамора и был так же строг и элегантен по стилю, как шелк на стенах. Камин украшал бронзовый щит с выгравированной монограммой, не поддающейся расшифровке, и девизом на латинском языке. Высокие бронзовые подставки для дров стояли по обе стороны очага.