Наступило длительное молчание. Пресли, поглощенный новыми мыслями, не нарушал его, и тогда снова заговорил Ванами.
- Я думал, что Анжела умерла,- сказал он.- Я тосковал на ее могиле, оплакивал ее смерть, не мог смириться с тем, что она тленна. Но она вернулась ко мне, еще более прекрасной, чем когда-либо прежде. Не спрашивай меня ни о чем. Облечь в слова эту историю, эту чудесную сказку было бы, на мой взгляд, кощунством. Довольствуйся этим. Анжела вернулась ко мне, и я счастлив.
Он встал; на прощание они крепко пожали друг другу руки.
- Мы, вероятно, никогда уже больше не встретимся,- сказал Ванами,- и, поскольку слова, которые я тебе сейчас скажу, последние, что ты услышишь от
меня, постарайся запомнить их, потому что я знаю, что говорю истину. Зло недолговечно. Никогда не суди обо всем цикле жизни по одному ее сектору. В целом жизнь неплохая штука.
Он повернулся и быстро зашагал прочь. Пресли остался один; задумавшись и понурив голову, проезжал он знакомыми полями уже поспевшей, но еще не сжатой пшеницы, стараясь не глядеть по сторонам.
Ванами же, напротив, всю ночь бродил по окрестностям, заходил во двор, где сгрудилось несколько покинутых строений, составлявших усадьбу Энникстера, продирался сквозь не убранную шуршащую пшеницу на полях Кьен-Сабе, блуждал по склонам холмов в северной части ранчо, брел бережком то одной извилистой речонки, то другой. Так миновала ночь.
И вот наконец рассвело, и утро пробудилось во всей своей красе. Разгоравшаяся заря сияла и искрилась радостью, воздушные, чистые облака нежно розовели, а потом разгорелись вдруг ярким пламенем, когда солнце выкатилось из-за горизонта и посмотрело сверху вниз на землю, словно око самого Бога Саваофа. В эту минуту Ванами стоял по грудь в пшенице в отдаленном уголке ранчо Кьен-Сабе. Он повернулся лицом на восток, навстречу прекрасному светозарному дню, и его безмолвный призыв полетел над полями золотистой пшеницы в царство цветов.
Отклик не заставил себя ждать. Он летел навстречу Ванами. В цветочном хозяйстве уже давно завяли и осыпались все цветы,- опаленные летним солнцем, засохшие, они оставили после себя горсти семян, которые лягут на будущее лето в почву и снова расцветут роскошными цветами. Цветочное хозяйство сейчас не поражало яркостью красок. Розы, лилии, гвоздики, гиацинты, маки, фиалки, резеда - всего этого как ни бывало. Маленькая долина вовсе поблекла. Там, где ранним летом все благоухало, не осталось никаких запахов. Под слепящим солнечным светом земля у подножия холма выглядела голой, бурой, некрасивой. Таинственное очарование этого места исчезло, а с ним исчезло и Видение. Потому что то, что приближалось сейчас к Ванами, отнюдь не было игрой его воображения, его мечтаний, его грез. Это была Явь, это была Анжела, во плоти, живая, здоровая, осязаемая, покинувшая наконец пределы цветочного царства. Сказка улетучилась, но то, что он видел перед собой, было лучше всякой сказки. Не видение, не греза, а она сама. Кончилась ночь, но взошло солнце; увяли цветы, но на смену им пришла пшеница, могучая, жизнестойкая, великолепная.