Да-да, это Ментальный Лучник с планеты Ладон, который впервые волей случая высадился в Мире Пяти Светил, чего еще никогда не случалось за всю историю Циклов. Сам факт его появления бросает новый свет на повествование сегодняшнего вечера, заставляя зрителей произвести переоценку намерений Малой Луны и уяснить подлинное значение праха Замурованной-в-Камне-Королевы.
Вначале исполнитель выглядит таким же зачарованным, как и зал, но потом ему удается уловить витающее в воздухе продолжение, он склоняется над клавишами, и события стремительно ускоряются благодаря быстрому обмену мнениями между Флорестесом и Тиомком. Вот уже они заключают договор о взаимной верности под звон электроколоколов, раздающийся в танцевальном зале корабля… возвращение Флорестеса в Крепость Люков… большие черные глаза Моналинды… слившиеся в поцелуе уста… спадающие на пол одежды… сплетение тел…
* * *
В зале загорается свет. Пятьсот зрителей аплодируют стоя, изнемогая от экстаза. Они кричат что-то в сторону сцены, они возбужденно переговариваются друг с другом. Исполнитель снова выходит на авансцену, и видно, что его белоснежный костюм насквозь пропитан потом. Он трижды кланяется. И еще два раза. И еще раз — и уходит.
Двери зала открываются, зрители начинают выходить, обмениваясь взволнованными фразами более чем на десяти галактических языках и диалектах. Они вспоминают содержание прошлых Концертов, собираются вокруг специалистов, которые вещают о взаимосвязи образов второстепенных персонажей, не привлекших внимания неискушенных зрителей.
— Несомненно, — сообщает полный юноша с бородой, завитой косичками, — что Алирия, хранительница Каменного моста — та самая Алирия, которая в «Приключениях на Прямой реке» разрушила чары, сковывавшие игрока на лютне. Достаточно вспомнить, что…
Голос его остается позади, затерявшись в шуме толпы, которая вытекает из ворот Дворца.
— Спасибо вам за компанию, — говорит Аксис Бруно, склонившись, чтобы поцеловать руку леди Оланды.
— Это был чудесный Концерт, Бруно, — говорит она.
— Концерт бывает раз в месяц, моя леди, — говорит Бруно. — Вам здесь всегда рады. Однако боюсь, что в следующий раз в зале не будет никакого Вандааса, — с иронией замечает он, повернувшись к Аркандалу.
— Бруно, не воспринимайте меня всерьез, — просит профессор, и от улыбки его темное лицо собирается складками. — Я не отрицаю поп-искусство и думаю, что ваш труд очень важен, хотя бы для того, чтобы сохранить эти… эти формы мышления. В мире, где все стремится к долговечности, где все должно быть зафиксировано и где само Будущее под контролем, любая эфемерность меня трогает до глубины души.