— Прекрати! — рассмеялась девушка. — Иди ко мне, — нежным шепотом позвала она его к себе.
Рэйф послушно присел возле нее на постели.
— Спасибо тебе за все, — благодарно произнесла Сиенна. — Спасибо, что устроил для меня такой чудесный отдых. Это просто потрясающе, жаль только, что я сейчас недостаточно вынослива, чтобы наслаждаться этой прогулкой так, как следовало бы, — посетовала она.
— То есть ты сейчас отличная добыча для чудовища, что живет на самой вершине утеса? — ухмыльнулся Рэйф. — Мне придется глаз с тебя не спускать, чтобы, не дай бог, ничего страшного не случилось.
— Значит ли это, что ты теперь всегда будешь рядом? — с надеждой спросила его Сиенна.
— По крайней мере, я постараюсь оказываться рядом всякий раз, когда ты будешь во мне нуждаться, — серьезным тоном ответил он ей.
— Ты мне нужен прямо сейчас! — пылко произнесла девушка.
Рэйф рассмеялся и трепетно поцеловал ее, запустив руку в рыжие локоны.
— Распусти волосы, — попросил он Сиенну, не справившись с хитроумным механизмом ее заколки. — Я обожаю твои волосы, эти огненные шаловливые прядки… они буквально сводят меня с ума, заставляют терять голову от желания.
Услышав эти признания, хлынувшие волной, Сиенна еще острее ощутила их бессмысленность. Она обожала Рэйфа, обожала до безумия — теперь девушка знала это наверняка. Она просто полюбила его, не различая каких-то отдельных качеств. И, конечно же, жаждала взаимности. А вместо этого получала лишь здравое объяснение причин их близости.
Сиенна ждала от Рэйфа трех простых, но весомых слов, однако получала настоящий водопад рассуждений. Впрочем, она не имела права что-либо требовать от своего принца.
А всему виной была та единственная ночь в Париже. Ведь если бы Сиенна не забеременела от Рэйфа, если бы Рэйф не узнал о ее беременности, он бы просто отпустил ее в то утро. И тогда она бы вернулась на материк, и, быть может, они бы никогда больше не встретились. Так что своим нынешним мимолетным счастьем она обязана только случаю, но никак не его любви.
Да и самой ей не следовало влюбляться в него.
С самого начала Рэйф Ломбарди был чем-то для нее недостижимым. Теперь же, при титуле, его природное высокомерие обретало фактическое основание.
А Сиенна ни от кого не терпела снисходительного к себе отношения. Поэтому чудесный отдых постепенно начал превращаться для нее в безжалостную борьбу с самой собой, со своими страстями, желаниями, побуждениями.
Ей невольно вспоминался печальный пример ее родителей. Особенно тот период, когда они расстались. Отец как-то незаметно исчез из жизни их обеих. Хотя до этого она наблюдала между родителями жаркие проявления чувств.