Выйдя из своей комнаты, Виктор по дороге крикнул Юле, убиравшей в холле, что до конца дня она свободна и может отправляться к художникам. Девушка улыбнулась и тут же куда-то исчезла.
— Ты бы хоть у меня спросил, могу ли я ее сегодня отпустить, — раздался недовольный голос Инги, вышедшей в холл из кабинета. — В конце концов, она кем работает? Домработницей или натурщицей?
Инга держала в руках бумаги — очевидно, приводила в порядок счета, — и нервно обмахивалась ими, хотя явно не страдала от жары. Она была красива, но ее холеная красота почему-то наводила на мысль о превосходно выполненных искусственных цветах. Платье из дорогого трикотажа подчеркивало стройную фигуру Инги. Волосы, подкрашенные в платиновый цвет, экзотично оттеняли ее загорелое до бронзового оттенка лицо. Инга знала, что ей идет загар, и приобретала его не под онкоопасными солнечными лучами, а в дорогом медико-косметическом салоне.
— Инга, ты мне будешь выговаривать из-за такого пустяка? — нахмурился Виктор. — У меня сегодня ответственный день, не надо меня нервировать.
— Ах, у тебя все дни ответственные, — проворчала Инга, но тут же, словно передумав, широко улыбнулась, — Но не будем обращать внимание на мелочи. Главное, что ты — Виктор Голенищев, и этим все сказано.
Инга бросила бумаги на журнальный столик, подошла к мужу и, обняв его за шею, пару раз легко поцеловала.
— Ну, удачной тебе встречи с электоратом, — сказала она шутливо. — Хотя лично я не сомневаюсь в успехе. Теперь все будет хорошо.
Он снисходительно потрепал Ингу по щеке и направился к выходу, по дороге случайно поймав любопытный взгляд Юли, выглянувшей из-за лестницы.
Сегодня Виктора не сопровождал Герасим Укладов — его помощник и начальник охраны, который уже около двух лет был в делах Голенищева незаменимым человеком, освободившим своего шефа от всех мелочных, неприятных или унизительных хлопот. С приходом Герасима как-то сами собой стали решаться вопросы безопасности, ремонта машин и помещений, дисциплины обслуживающего персонала, организации поездок и представительских мероприятий, да и многое другое. На Герасима всегда можно было положиться, ибо любое указание шефа для преданного адъютанта становилось законом. Виктор чувствовал себя гораздо спокойней, если его сопровождал Герасим. Но сегодня помощник попросил дать ему два свободных дня по личным делам. Что ж, даже у таких трудоголиков, как он, бывает личная жизнь. Виктор знал о нелегкой судьбе Укладова. В молодости Герасим, работая шофером в горкоме небольшого городка, неосторожно высказывался о чехословацких событиях шестьдесят восьмого года, за что и пострадал. Ему вдобавок приписали левые рейсы, дебош в горкомовской столовой и воровство. Отбыв срок, он уже не мог устроиться на работу в городе и уехал в Сибирь на золотые прииски. И так его жизнь помотала, что сейчас, в пятьдесят четыре года, он не имел семьи, посвящал себя работе, а для личных дел урывал лишь редкие деньки. Он не любил рассказывать о себе, да и вообще в речах был настолько краток и лаконичен, что немногим отличался от своего знаменитого тургеневского тезки. Его даже прозвали «Герасим ни му-му».