Стрельба англичан велась залпами с довольно большими промежутками. Действие снарядов было преимущественно зажигательное. Все жилые помещения в носу и в корме были [91] объяты пламенем. Пожары разгорались с такой силой, что тушить их при возникновении было невозможно. К тому же все противопожарные приспособления, расположенные над броневой палубой, были совершенно разрушены.
Около 14 ч. 30 мин. противник внезапно повернул на W. Я полагаю, что из-за дыма он не мог больше поддерживать огонь по „Ариадне“. Наши орудия вплоть до того момента продолжали стрельбу, которая под конец велась каждым орудием самостоятельно, так как все средства передачи приказаний были уже приведены в негодность. С командного мостика не было видно, что делалось на корабле.
Несмотря на уничтожающее действие неприятельского огня, команда работала с величайшим спокойствием, точно на учении. Раненые выносились на носилках. Повсюду делались попытки устранить повреждения собственными силами. Старший офицер вместе с аварийной группой был разорван снарядом в средней палубе.
Тотчас после ухода противника я приказал вызвать всю команду для тушения пожара. Но остановить пламя не удалось; в корму проникнуть было нельзя, а носовые помещения пришлось поскорее очистить. Приказание „затопить боевые погреба“ могло быть выполнено только в отношении носовых погребов; при этом оказалось, что погреба были уже в воде. Проникнуть к кормовым погребам было невозможно. Безуспешной оказалась также попытка проникнуть в расположенные под броневой палубой 1-е и 2-е отделения, в которых оставались еще люди; нельзя было отодвинуть броневую покрышку люка, так как она была погнута попаданием снарядов. Машина и кормовая кочегарка в течение всего боя оставались нетронутыми, так же, как и рулевой привод. Машинный телеграф не действовал; очевидно, его проводка была повреждена снарядом, разорвавшимся под боевой рубкой.
Дальнейшее пребывание на корабле становилось все более невыносимым из-за жара и дыма; к тому же начали взрываться поднесенные и оставшиеся у орудий патроны. Впрочем, [92] большого вреда эти взрывы не причиняли; все дело ограничивалось множеством мелких осколков, летевших во все стороны и пробивших, между прочим, настилку мостика снизу.
Личный состав, сохраняя полное спокойствие, собрался на баке; сюда же перенесли раненых.
Незадолго до 15 ч. подошел „Данциг“ и выслал шлюпки. С „Ариадны“ также удалось спустить оба катера, так как средняя часть корабля, как уже упоминалось, пострадала не так сильно. Вначале на шлюпки были посажены раненые, опущенные на концах с бака. Когда дальнейшее пребывание на баке стало невозможным, остальная команда, по отданному распоряжению, бросилась за борт. Умеющие плавать поплыли к „Данцигу“ и к „Штральзунду“, который также подошел к месту происшествия; не умевшие плавать, державшиеся на воде с помощью спасательных поясов и коек, были подобраны шлюпками. Тем временем пожар на выгоревшем уже корабле стал ослабевать, и реже слышались взрывы. Я отправился (на одной из шлюпок, которая с несколькими гребцами еще раз подходила к борту „Ариадны“) на „Страсбург“, чтобы попросить командира „Страсбурга“ взять „Ариадну“ на буксир. Но в это время „Ариадна“ внезапно сильно накренилась на левый борт и вслед за тем опрокинулась на правый борт. Киль крейсера еще в течение некоторого времени был виден над поверхностью моря».