Он еще сильнее прижал, почти сдавил меня освободившейся рукой, так что грудь моя больно вдавилась в его тело. И оттого, наверное, сердце на мгновение выскользнуло и, неловко метнувшись, стремительно пронзило что-то внизу живота, что заставило меня податься вперед и еще сильнее вжаться в бедро Марка самым своим краешком, и новая вспышка боли потонула в мутящей теплоте, захватившей всю меня — и тело мое, и сознание, и движения — и только позволившей мне прошептать:
— Нет, подожди, не спи еще.
Через пару дней, когда Марк встретил меня после работы, мы шли вдвоем по уже почти ночной улице и краснокирпичные дома, вобравшие в себя также старческие цвета пережитых столетий и увитые бородатым плющем, с ажурными балкончиками и полукруглыми башенками, создавали ощущение игрушечной нереальности. Улица была пуста, только редкие машины тревожили своими фарами и без того трепетный и неравномерный свет усталых фонарей. Мы говорили обо мне. Я сказала, что думала и приняла решение и что хочу попробовать и рискнуть, и черт с ней, с этой бухгалтерией. Он посмотрел на меня внимательно и спросил, решила ли я, на какой факультет хочу переходить. Я ответила, что это как раз я и не знаю, и мы оба засмеялись.
— Я знаю точно, что не хочу заниматься математикой, физикой, химией и прочей технической инженерией, — сказала я.
Он спросил:
— Это потому, что тебе не нравятся точные науки?
Я задумалась. Все же непросто выразить словами то, что скорее чувствуешь, чем понимаешь.
— Да нет, — произнесла я после паузы, — не то чтобы они не нравились мне, просто я к ним безразлична. Дело, наверное, в том, что я не вижу жизнь через формулы, функции и интегралы.
Марк согласился, но в голосе его было удивление. Он сказал, что это правда, что я очень хорошо сформулировала, и наклонился и в виде одобрения поцеловал меня.
— Это правильно, — продолжил он, как бы размышляя. — Человек должен уметь выражать жизнь через то, чем он занимается, если он занимается этим серьезно.
И, помолчав немного, добавил, что какая я, однако, умничка, как здорово я сообразила, что это чудесная мысль и что он никогда не думал об этом именно в таком ракурсе. Мне вдруг стало неожиданно приятно от его похвалы, и я подумала, что вот так оно, тщеславие, доселе неведомое мне, и зарождается.
— Действительно, — сказала я, ободренная, желая развить успех своей мысли, — композитор выражает свое понимание мира через музыку, которую создает, тогда как музыкант передает свое восприятие, интерпретируя эту музыку так, как только он ее понимает. Так же и портной, наверное, выражает свое видение мира через костюмы, которые шьет. А математик выражает мир через формулы, футболист — через игру, — ехидно привела я наиболее привычный для Марка пример из спортивной жизни, — и так далее. И тут главное — найти ту среду, через которую удобнее всего передавать свое понимание мира.