Старше ее лет на сорок, этот вдовец обладал даром понимания чужих проблем, и Андреа советовалась с ним, как с родным отцом (тем более что была сиротой). С другой стороны, это был человек могучего телосложения, с сильным характером. Она любила и уважала его, и он отвечал ей тем же.
Единственный сын отца Пола, Бретт, жил и работал в Японии, и Андреа была для священника как бы дочерью.
— Насколько я понимаю, процесс закончен. Но чем ты так озабочена? Где твоя сверкающая улыбка? — спросил он, как только ее увидел.
— Он сядет в тюрьму, отец Пол.
Лицо священника помрачнело:
— Хочешь обсудить это со мной?
Она кивнула, не скрывая слез.
— И я была в числе тех, кто его засадил.
Подумав с минуту, отец Пол сказал:
— А теперь не можешь себе этого простить. Но ведь приговор требовал, чтобы все высказались единогласно?
— Да, конечно.
— Значит, остальные присяжные тоже считали его виновным.
— Верно. — Она вытерла слезы. — Но меня не оставляет мысль, что мы упекли в тюрьму невиновного.
Сидя в кресле, старший священник наклонился к ней.
— Меня не удивляют эти слова. Ты всегда идешь на поводу у чувств. — Он остановил жестом ее возражения: — Пожалуйста, не обижайся, это очень хорошая черта, можно сказать — Божий дар. Побольше бы таких людей, и весь мир стал бы лучше.
— Вы не можете меня обидеть при всем желании. — Андреа заулыбалась. Она и сама знала, что руководствуется чувствами. Когда она была подростком, ее обвинили в тяжком преступлении, которого она не совершала. Эта душевная травма оставила свой след, и с тех пор она всегда заступалась за обиженных, подчиняясь не рассудку, а эмоциям. Андреа прекрасно понимала, что это мешает ей быть объективной в оценке людей и событий. — Вы заговорили как раз о том, что меня тревожит, — вздохнула она. — Ведь я единственная сопротивлялась, все присяжные считали дело ясным как день.
— Значит, ты не хотела, чтобы его обвинили.
— Не знаю, отец Пол. Речь идет не о моих желаниях, все это гораздо серьезнее. Во время суда появилось ощущение, что концы с концами не сходятся, но ни одной конкретной зацепки у меня не было. А что, если он невиновен?
— Это было бы ужасно. Самое печальное здесь то, что он не первый и не последний человек, отсиживающий ни за что. Однако поправить ничего нельзя.
— Если бы вы сами услышали, как он себя защищал! Вас бы это потрясло.
— Не сомневаюсь. Однако нужно признать, что его осудили на основании улик. Значит, вероятнее всего, ты не ошиблась. Подумай еще вот о чем: чаще всего человеку свойственно отрицать свою вину, даже если он виноват, потому что в нем говорит ложная гордость. Кстати, никто из нас не безгрешен. Ни ты, ни я, ни он.