Андреа сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Перед ней снова возник взгляд, брошенный Гастингсом, когда его уводили в наручниках.
— Приговорили к шести месяцам испытательного срока. Или к пяти годам заключения. Все скажут по телевизору в шесть вечера.
Хозяйка сдвинула брови, что было признаком гнева.
— Всего на шесть месяцев?! — завопила она, явно сгорая от желания узнать подробности. Но к этому моменту Андреа уже вбежала на крыльцо и вставила ключ в дверь.
— Пожалуйста, простите меня, я должна слегка перекусить и вернуться в церковь. Цветы, которые вы не успеете посадить, оставьте на крыльце, я это сделаю утром. Они такие красивые! У нас будут чудесные клумбы.
Андреа скользнула в дом, не слушая, что ответила Мейбл. Сначала пыталась съесть бутерброд, но была так слаба, что пришлось лечь. Через час она встала, нисколько не отдохнув, потому что мысли об осужденном не давали ей покоя. Твердо решив избавиться от них, она приняла душ, надела другое платье и снова поехала в церковь. Те десять дней, что она заседала в суде, отец Пол выполнял и свои и ее обязанности, и теперь настало время его освободить. Его совет отправиться по магазинам как-то не соблазнил, и она решила, что работа отвлечет ее гораздо лучше.
В церкви она узнала, что старший священник уехал в город на совещание Союза молодых христиан, где, вероятно, пробудет до самого вечера. Это вполне ее устраивало, так как давало возможность разобраться без него с горой писем и других бумаг, накопившихся на ее столе, при этом не слыша его уговоров идти домой и отдыхать. Сначала она позвонила в десяток мест, где срочно ждали ответа, после чего стала сортировать письма и читать их. Взглянув на часы, она поняла, что два часа пролетели незаметно.
— Дорис! — позвала она секретаршу-регистратора. — Зайди ко мне, пожалуйста.
Андреа иногда смотрелась, как в зеркало, в библейскую заповедь, в рамке под стеклом висящую на стене. Так она поступила и сейчас. Из «зеркала» на нее смотрела женщина в желто-белом костюме-тройке с белым воротником-стойкой — этот символ духовного сана надевался в официальных случаях. Андреа прошлась жесткой щеткой по волосам, тронула губы помадой кораллового цвета с перламутром — и была готова. Голубые с сиреневым отливом глаза были достаточно выразительны без всякой косметики.
— Можешь не говорить, куда ты собралась, — сказала Дорис, входя в кабинетик. — Навещать болящих и страждущих. А почему бы тебе не пропустить один вечерок? Просидев полторы недели в суде, любой бы валился с ног.
Андреа призадумалась.