Наступит день, когда мне придется выбирать между Лецен и Альбертом, и это будет выбор без выбора. Милая Лецен, спутница моего детства, которую я клялась любить вечно… Но это было до того, как в мою жизнь вошел Альберт.
Маленький Джонс с его приключением стал темой для газетных фельетонов. Но на самом деле его поступок имел далеко идущие последствия. Приближалось Рождество.
— Мы проведем его в Виндзоре, — сказал Альберт.
Мы будем праздновать его по-немецки, с елкой и подарками на столе. Этот обычай ввела мама, так что он был для меня не нов.
Альберт был счастлив. Он учредил во дворце новые правила. Он одержал несколько побед над Лецен, с чем ей волей-неволей пришлось примириться. Между ними сложился своего рода нейтралитет, о чем я решила не думать, пока мы празднуем Рождество в Виндзоре. Альберт и я выехали в карете, за нами следовал весь наш штат. Непосредственно за нами ехали наш ребенок с нянями и Лецен. Она уже смотрела на крошку Пусси как на свою собственность, к великому огорчению миссис Лилли, особы, которая за словом в карман не лезла. Миссис Саути была спокойна и миролюбива; она невозмутимо исполняла все предъявляемые ей требования, что для кормилицы, на мой взгляд, было очень правильно.
Мама должна была приехать к нам в Виндзор чуть позже. Лецен это тоже не нравилось. Она знала, что в конфликте с Альбертом мама — ее злейший враг. Альберт имел на меня большое влияние, и Лецен, конечно же, заметила, что мое отношение к маме изменилось. Более того, я начинала чувствовать себя виноватой, поскольку Альберт убеждал меня, что мое собственное поведение было небезупречно.
Альберт хотел, чтобы Рождество было семейным праздником с соблюдением всех немецких обычаев, которые, я должна признаться, мне очень нравились: прогулки пешие и верхом, пение, игра в шахматы, ложиться рано, вставать в шесть, когда было еще темно, наблюдать рассвет в лесу среди прекрасных деревьев.
Я была рада этой спокойной жизни, потому что я по-прежнему не восстановилась полностью после родов и быстро утомлялась.
А одно событие омрачило все праздничные дни. Однажды утром, когда я подошла к корзинке, где спал Дэш, чтобы посмотреть, почему он не подходит ко мне, я увидела, что он лежал неподвижно.
— Дэши! — закричала я.
Он не шевельнулся, и тогда я поняла. Когда пришел Альберт, я сидела у корзинки и горько плакала… Он нежно обнял меня и сказал:
— Он ведь старел, ты знаешь. Я кивнула.
— Его сковал ревматизм. Он не мог уже бегать, как раньше. Это было для него мучительно. Он должен был уйти, Liebchen. Так всегда бывает.