Фритц легко вошел в нашу жизнь. Он старался произвести хорошее впечатление, и было видно, что он восхищен Викки. Было бы удивительно, если бы любой молодой человек не пленился ею, так как она была очень хорошенькая и, разумеется, такая умница, что на нее нельзя было не обратить внимания. Фритц охотился с Альбертом, ездил с нами на прогулки верхом, бывал на пикниках.
Викки нравилось быть в центре романтического приключения. Она знала, о чем идет речь, и вела себя очень кокетливо, то поощряя Фритца, то выказывая к нему полнейшее равнодушие.
Я знала, чего ожидать, когда Фритц попросил разрешения поговорить со мной. Я тут же предоставила ему такую возможность, и он сказал мне, как он счастлив с нами и как он хорошо провел время. Он восхищался Альбертом и мной больше, чем кем-либо на свете, и он полюбил нашу дочь. Позволим ли мы ему официально просить ее руки? Я сказала ему, что мы с Альбертом ожидали этого.
Он был в восторге. Такой милый мальчик — хотя, собственно говоря, уже и не мальчик. Ему, наверное, было около двадцати шести — намного старше Викки, но еще молод; к тому же Викки не могла бы быть счастлива с очень молодым человеком. Ей нужен был кто-то постарше, более опытный, иначе она стала бы главенствовать во всем. Я рассказала о происшедшем Альберту.
Мне показалось, что он немного расстроился. Я могла понять, что в подобном случае его уязвляло, что обращались с таким предложением ко мне, а не к отцу, как это было заведено. Но я ведь была королева.
Альберт очень расчувствовался, представив свою малютку Викки… замужем. Меня всегда несколько раздражало его исключительное внимание к Викки, и как я ни старалась подавить его, мне это редко удавалось.
— Это то, чего ты хотел, — сказала я резковато. — Ты же сам это и устроил и сам выбрал Фритца.
— Я знаю, знаю. Так должно случиться. Но как мы будем скучать по ней!
— У нас есть еще дети. Он печально улыбнулся.
— Они — не Викки.
— Я знаю, ты обожаешь ее. В твоих глазах она всегда права. Я надеюсь, что у нее будет такой же покладистый муж, как и отец.
Альберт посмотрел на меня своим обычным взглядом, как на капризного ребенка, которого необходимо урезонить. Это часто раздражало меня, в особенности, когда речь шла о Викки.
— Викки, — сказала я, — талантлива и хороша собой, но ты все время показываешь, что любишь ее… больше всех нас.
— Liebchen!
— Все это очень легко — принимать удивленный вид, притворяться… но ведь это ясно… Викки то, Викки это… Викки очень хорошая, настолько хорошая, что нужно постоянно доказывать, как плох Берти, чтобы лишний раз показать, как хороша она. — Виктория, что ты говоришь?