Запах подсказал ему, что он не один. Сладковатый цветочный аромат коснулся его ноздрей, вызвал в нем полузабытое чувство преступного восторга и недозволенного наслаждения, заставил сердце бешено заколотиться. Зыбучие пески памяти пришли в движение. Я знаю этот запах…
Его телефон завибрировал.
Не выказывай тревоги, прошептал кто-то в его голове по-уремски. Они следят за тобой. Голос был его собственным.
Парочка прошла рядом с ним, держась за руки.
Это был ее запах, аромат, свойственный ей одной, но… Где ты? — передал он. Покажись.
Телефон опять завибрировал, как если бы ему в межреберное пространство залетела рассерженная оса. Не при них. Иди туда и жди, сказал предательский голос, и в тот же миг где-то в дальнем уголке его мозга возникла геометка. Мы заберем тебя. Место, назначенное ею для свидания, располагалось в нескольких километрах отсюда, в парке. О том, что там творилось по ночам, ходила дурная слава[19]. Французский поцелуйчик смерти.
Он попытался не глазеть вокруг. Это может быть она, подумал он, яростно встряхнув тридцатилетнюю головоломку воспоминаний. Постепенно он сопоставил ее образ с фигурой человека, по чьим следам теперь шел. Фигура была облачена в непримечательное платье девятнадцатого века и носила широкополую шляпу. Как только они вышли на людную улицу, он коснулся заветного уголка в своей памяти: Меня допрашивали в Департаменте Внутренних Дел. Допытывались насчет Ярроу.
Ты уже сообщил нам об этом. Следуй в указанное место. Остальное предоставь нам.
Телефон Пирса затих. Он искоса поглядел по сторонам, но той парочки больше не было видно. Он шумно высморкался, прочистил ноздри и попытался найти там отзвуки того эха, что пробудил в нем этот родной до боли запах. Но они тоже исчезли. Несомненно, все это было иллюзией. Ловушкой, которую подстроил Стазис. Кто же еще?
Следуя внутренним сигналам телефона, Пирс медленно пересек парк, стараясь держать плечи расслабленно, потом свесил руки по бокам, делая вид, что просто гуляет тихим вечерком. Но сердце его бешено колотилось, а кишки скручивала постепенно нараставшая боль. Ощущения были такие, как если бы он проглотил боевую гранату. Ты уже сообщил нам об этом. Следуй в указанное место. Остальное предоставь нам. Его собственный предательский голос был подозрительно колким и смертельно циничным. Они следят за тобой. Слова бога-отступника, бога-узурпатора, чья гордыня сподвигла его перегородить плотиной течение истории. Или же представителя таинственной Оппозиции, о которой предупреждал его Кафка? Это было невыносимо.