свои призрачные ипостаси, причем с того самого мгновения, как ты был принят в Стазис.
— Так вот почему тогда, в академии…
Миг просветления был шоком.
Рот Ярроу, каким он впервые его увидел, широкий и чувственный, бледные губы… И его реакция… Он озирался вокруг, а она кивала снова и снова. Ее глаза сияли торжеством.
— Я бы никогда ее не предал.
— Ты предавал ее не единожды, если верить Последней Библиотеке. Они могут склонить к измене каждого, если закогтят его достаточно рано. Единственный способ предотвратить это — сделать всю твою службу в Стазисе палимпсестом. Сделать из юноши — новобранца предателя-самозванца. В самом начале. Или же — вообще отклонить предложение и уйти в подполье.
— Но я … он… Я же — не он. Не в точности.
Она отпустила его локоть.
— Нет. Если ты только сам не захочешь, любовь моя.
— Кто твоя любовь? Я? Или он?
— Это зависит от того, какую версию самого себя ты предпочитаешь.
— Ты уже сказала, что единственный надежный способ освободиться от преследования Департамента Внутренних Дел — это отменить то, что они заставили меня сделать.
— Это заложено в протоколе, — сказала она, оглядываясь. — Мы можем активировать твой телефон. Ты не обязан возвращаться в Стазис, если сам не желаешь этого. На кораблях, улетающих в колонии, есть свободные места для нас всех.
— А тебе не кажется, что это просто замена одной овеществленной судьбы на другую? Экспансия в пространстве вместо экспансии во времени. Чем это лучше? Может, просто стоит освободить наши компьютеры из пут, отвести всю доступную темпоральную полосу пропускания под времениподобные вычисления[25] и посмотреть, чего в конце концов добьются безумные пророки искусственного интеллекта, работая вместе с выгруженными в машины призраками?
Она растерянно посмотрела на него.
— Ты хоть знаешь, каким чудаком подчас можешь быть?
Он фыркнул.
— Не тревожься, я это не всерьез. Я знаю свои пределы. Если я не сделаю то, о чем мы сейчас говорили, этот, который у вас на самом верху, сильно разозлится. Правда? Ведь иначе Кафка сможет отправить всех этих моих наивных беспрекословно преданных двойников на слежку, так? — Пирс глубоко вздохнул. — Я правда не вижу иной альтернативы. И это меня терзает. А я-то всего лишь надеялся, что Оппозиция хотя бы даст мне чуть большую свободу действий, чем Кафка. И все.
Он почувствовал, как призрачные, изборожденные морщинами кулаки, похожие на гроздья винограда, стискивают его мальчишеские запястья, показывая, как направить муху. Он знал, что это его долг перед дедушкой: оставить своих собственных детей во Вселенной, где их руки не будут скованы кандалами абсолютной истории.