– А что мне во главе делать? Мои председательские годы остались в сороковых…
– Но все хотят, чтобы вы были с нами, взяли руководство страной…
Сталин поднялся и отошел к окну.
Артем продолжал смотреть на него.
– Вы слышали, – мрачно спросил Сталин, – о чем здесь говорилось?… Законодательной базы, видите ли, им не хватает!… – Сталин выругался. – Я конечно, отстал, но неужели за двадцать лет так далеко ушли от социализма, что не можем взять ту законодательную базу? Или она плохое вооружение давала?
Сталин нервно прошелся по комнате. Чувствовалось, конечно, что не о законодательной базе он думал.
– Эта неделя, – проговорил он, неожиданно просверлив Артема взглядом, – стала для меня неделей дикого абсурда. Я представить себе не мог такого нагромождения нелепостей в государстве. Ресурсы утекают за границу, которая превращена в решето, но закрыть ее нельзя, потому что после ее перекрытия страну нечем будет кормить и нечем лечить. Сельского хозяйства нет, страна сидит на продовольственной игле, фармацевтическая промышленность разгромлена, страна сидит на лекарственной игле… Разве это государство?! – Сталин, разволновавшись, задымил своей трубкой. – И что в ответ? Одни разговоры ни о чем! Вокруг да около! Не о том, как запустить заводы, а о том, какие установить пре-фе-рен-ции.
Сталин с явно издевательским тоном растянул последнее слово.
– Не было такого в мои председательские годы!… Почти неделю я разбираю здесь вашу ситуацию и не могу ухватить за ключевое звено. За что ни возьмешься – все рассыпается тут же в руках, в рамках одного рабочего совещания.
Артем непроизвольно раскраснелся, став похожим на школьника-двоечника, которого отчитывает завуч.
– Иные требуют надавить сверху, – продолжал Сталин. – Железной рукой, приказами, суровыми мерами. По-сталински, говорят, надавить!
Генералиссимус зло усмехнулся.
– Но на что давить? – На болото?! На него невозможно давить! Нельзя! – Утопнешь!
Артем слушал его и виновато молчал. В присутствии шагнувшего из пятидесятых годов Сталина все вдруг увиделось совсем в ином свете. В том числе и его, Артема, личная роль. Ведь, кто бы ни сидел до этого в Кремле, все это творилось в его времени, при его, Артема, вольном или невольном участии. Все это делали его современники, которые вместе с ним учились в школах, вместе с ним носили пионерские галстуки, играли в зарницу, спорили, мечтали, вступали в комсомол. Он рос с ними, играл, учился, читал одни и те же книги, смотрел одни и те же фильмы. И вот теперь его ровесники растаскивали страну, сплавляя свои доходы за границу. Значит, по большому счету и он лично что-то упустил, где-то в чем-то не доспорил еще на пионерских и комсомольских диспутах, не доубедил своих бывших друзей, одноклассников, сокурсников, коллег…