— Макс, я чего-то не пойму: зачем ты полную бутылку фанты держишь за унитазом?
Макс бросился в туалет и вышел оттуда пару минут спустя с таким выражением на лице, которого я не видела ни у кого больше, ни до ни после.
— Народ, — тихо произнес он, — я имел в виду, что надо сливать из бутылок. В унитаз. Воду.
— Ах вот оно что! — подал голос Гриша. — Ну так бы сразу и сказал!
Стоит ли говорить о том, что с тех пор наша компания стала называть фанту не иначе как по фамилии Гриши — «Селивановка».
Я не раз задавалась вопросом, что заставляет Вику поддерживать на плаву феноменальный союз с этим человеком. Привычка? Но Вика отнюдь не принадлежала к той категории ломовых лошадей, что с привычной покорностью тянут на себе опостылевшего мужа и неподъемное хозяйство. Остатки былого чувства? Но существовало ли оно когда-нибудь вообще? Помню, как примерно через год после свадьбы, когда взаимная привязанность Вики и Гриши должна была бы находиться в зените, мы с компанией что-то отмечали в репетиционном зале. Макс уселся за имевшийся там рояль, и мы, окружив его, с воодушевлением принялись распевать любимые песни советских времен.
Мало-помалу дело дошло до классического шедевра «И в дальний путь на долгие года». Не забывайте, что мы актеры, и каждый раз, когда рефреном звучали слова «Давай пожмем друг другу руки», те из нас, кто считал себя парой или являлся таковой на всех законных основаниях, тянулись друг к другу через рояль и с чувством пожимали руки своим половинам. Потянулся и Гриша к Вике (он заехал за женой к концу репетиции и присоединился к нашему веселью). Мне было больно видеть, как холодно, без малейшего энтузиазма, Вика протянула ему кончики пальцев: «Ну дотронься, дотронься, только отвяжись!» Ассоциация с Максовой Первой Женой тут же всплыла в памяти, и я подумала, что человеку свойственно любить не тех, кто к нему неравнодушен, а тех, кто уязвил его больнее всего. По крайней мере в той плоскости, где лежали точки Макс, Первая Жена, Вика и Гриша, это было именно так.
Говоря языком романистов, настало время сказать пару слов обо мне. Работая на колумбийской фирме, импортирующей кофе, я неплохо владею испанским языком, и меня всегда забавляло в нем одно обстоятельство. В испанском существуют два глагола, обладающих значением «быть», «являться» — «ser» и «estar». Первый употребляется, когда речь идет о чем-то незыблемом и неизменном, например, «быть мужчиной» — «ser hombre» (несмотря на все успехи пластической хирургии). А вот «estar» обозначает состояния переменные, например, «быть влюбленным» — «estar enamorado». Но занятно не это, а то, какой из этих глаголов используется в выражении «быть женатым». Попробовали угадать? Не получилось? И не мудрено! Потому что Испания, страна европейская и продвинутая, говорит неопределенное «estar», а вот Латинская Америка, где сильны католические традиции, твердо заявляет «ser». Уверена, что если бы подобная парочка глаголов существовала в русском языке, то мы, бы как люди современные, непременно использовали «estar». «Ser casado»