Много это или мало? Для кого-то — пустяк, а для кого-то...
Глаза медленно приоткрылись — и вновь зажмурились. Нэнси подвинулась ближе и прижалась лбом к его плечу. Отстранилась, потерлась лицом о подушку и снова прижалась.
— Я вся мокрая... — пробормотала она.
— Я тоже, — «утешил» Ник, зарываясь пальцами в густые, пахнущие травой пепельные волосы и притягивая ее к себе.
Она кивнула, но через несколько секунд поморщилась, почувствовав, что он набрасывает на нее одеяло.
— Н-нет, я пойду сначала ополоснусь. — Пошевелилась, медленно села и обернулась. — Ты и правда тоже мокрый... — И, улыбнувшись так, что, казалось, все вокруг заискрилось радостью, спросила: — Хочешь, я принесу полотенце и тебя оботру?
В первый момент Ник не поверил собственным ушам. Зачем она — сейчас? Именно сейчас, когда все было так хорошо? Да еще с такой улыбкой?.. Что, решила поухаживать за калекой?
На губах у него уже было резкое: «Обойдусь!» — и вдруг, глядя в ее теплые веселые глаза, он понял, что Нэнси ничего не имеет в виду. Что то же самое она могла бы предложить и совершенно здоровому человеку, которому просто лень вставать и идти в ванную. И со смехом принесла бы полотенце и начала бы его обтирать — и еще неизвестно, чем бы кончилось это обтирание — возможно, тем же, с чего началось...
Широко улыбнувшись, он кивнул:
— Хорошая идея! Давай, тащи!
Вода в ванной плескалась долго — ему казалось, что бесконечно, — и с каждой секундой Ник все острее понимал, что сейчас, только что, он чуть не испортил все то, что складывалось между ними.
Он надеялся, что растерянность, промелькнувшая в глазах Нэнси, ему только почудилась. Надеялся — и не верил в это.
Ему надо научиться жить с людьми... точнее — жить с ней. И помнить, что Нэнси — его жена. И если она принимает его таким, какой он есть, — то и он должен принимать себя таким, а не искать в каждом слове намек.
Когда Нэнси вышла из ванной с полотенцем, он уже ждал ее, распластавшись на спине.
Вообще-то в постели Ник не чувствовал себя беспомощным, мог и сидеть, держась за поручень, и ворочаться с боку на бок (с помощью все тех же поручней) — но выглядело это несколько неуклюже, так что он решил предстать перед ней «готовым к обработке».
Когда прохладное полотенце прикоснулось к его лицу, он блаженно зажмурился, вытянул шею, подставляясь, и закинул руки за голову.
Лицо, шею... сначала мокрым, а потом сухим краешком. Подмышки... Плечи...
Движения полотенца замедлились, и Ник открыл глаза. Нэнси сидела рядом, привалившись к нему бедром, и смотрела, пытливо и удивленно, словно впервые разглядела его как следует.