Как-то Ник вспомнил и проверил, за что же все-таки сидел Бен. И не поверил собственным глазам, хотя написано было черным по белому: «Убийство второй степени». Приговор — семь лет, отсидел четыре года и три месяца, освобожден условно-досрочно — за год до того, как они познакомились.
Конечно, можно было бы узнать подробности дела — попросить адвоката или просто поднять старые газеты, но Ник решил не делать этого. Зачем? Его вполне устраивало общество Бена, устраивали их отношения, и ни к чему лезть в душу и в прошлое другого человека. Хотя вопрос «Что же там все-таки произошло?» нет-нет да и мелькал у него в голове. Уж очень это не вязалось с Беном — с тем самым Беном, которого, казалось, нельзя было ничем удивить и который за все годы их знакомства ни разу не вышел из себя.
Почти каждый вечер Ник проводил теперь час-другой в мастерской. Он начал делать чашу причудливой формы из черного мрамора, с сидящими на ней бабочками из рисунчатой яшмы и агата. Кроме того, делал и еще одну вещь, но в основном тогда, когда, Нэнси была на работе.
Потому что, когда Нэнси была дома, как-то само собой получалось, что стоило ему отправиться в мастерскую, как вскоре там же появлялась и она со словами: «Я посмотрю немножко, ладно?» и усаживалась. Они сразу же начинали весело болтать о чем-нибудь, работать Нику это не мешало, и даже приятно было видеть радость в ее лице, от того, как хорошо и красиво у него получается.
Он заказал у поставщика еще несколько бразильских голубых топазов. Раз уж Нэнси не хочет пилить тот камень, который он ей подарил на свадьбу, — ладно, пусть будет центральным в каком-нибудь ожерелье. Несколько раз Ник за компанию посмотрел те самые фильмы, от которых Нэнси с Беном были в восторге. Пришел к выводу, что все эти вестерны и боевики предназначены для подростков (неужели и ему когда-то нравилось такое?!), но не стал высказывать свое мнение — в семейной жизни порой приходится идти на компромиссы.
Он практически перестал ругаться с Беном (очевидно, это и называется «облагораживающее женское влияние») — заводиться из-за пустяков казалось неудобным перед Нэнси. А может, просто настроение было не то...
А настроение было странное — время словно замерло в каком-то светлом мареве. Как сказано у Гёте: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Вот это ощущение «остановившегося мгновения» и владело Ником: не хотелось, чтобы что-то происходило, не хотелось думать о будущем — и вообще ничего не хотелось, только чтобы завтра все было так же, как сегодня. Ничего, кроме неосуществимых желаний, о которых он старался не вспоминать...