– Н-нет… я так не думала.
Они возобновили движение по слегка присыпанной снегом дорожке, мимо смутно угадывающихся в темноте крестов, надгробий и могильных оградок.
– В нашем тихом омуте тоже черти водятся, – криво усмехнувшись, сказал Нестеров. – Парень этот, что мог дать ценные показания при повторном, более тщательном допросе, жил в съемной однокомнатной квартире в десятиэтажке. Квартира – на восьмом этаже…
– Вывалился из окна?
– Да… вроде как покончил жизнь самоубийством, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения.
– Он похоронен здесь, на этом кладбище?
– Да.
– Мы идем к его могиле?
– Нет, конечно… Кстати, мы уже на месте.
Нестеров остановился возле одной из могил, обнесенной по периметру ажурной металлической оградкой. Анна смогла рассмотреть эту деталь, когда Стас включил фонарь – внутри оградки находились две могилы, причем одна из них была несколько меньших размеров. Благодаря вспыхнувшему на короткое время лучу света, она смогла разглядеть гранитную скамью, изваяние в виде фигуры «скорбящего ангела», надгробие из шлифованного черного мрамора, с фотографиями молодой женщины и мальчика лет восьми, с датами рождения и смерти под ними, а также выгравированную еще ниже надпись:
Анне не пришлось вспоминать латинские слова, усвоенные ею еще в годы учебы в мединституте, поскольку надпись эту способен расшифровать любой грамотный человек – ПОМНИ О СМЕРТИ…
Желтый сноп света напоследок осветил отпечатки человеческих ног, оставленные на свежевыпавшем снегу, затем Нестеров погасил фонарь.
– Харон уже был здесь, – сказал он полушепотом. – Это его следы…
– Харон? – прижимаясь к своему спутнику и тоже переходя на шепот, переспросила Головина. – Какое странное имя…
– Имя у него другое, а Харон[10] – это прозвище. Да… он довольно странный человек. Но, во-первых, вам не следует его бояться, а во-вторых, если он подойдет к нам, предоставьте мне вести с ним разговор… Сами же помалкивайте, слушайте, мотайте на ус… А вот, кстати, и он сам…
Откуда-то из темноты выплыл человеческий силуэт. Анна вздрогнула, но Нестеров успокаивающе сжал ее ладонь… Подошедший к ним мужчина, одетый в длинную темную куртку, с надвинутым на брови капюшоном, был примерно одного роста с Нестеровым и почти на голову выше ее.
– Кас чя[11]? – спросил он приглушенным голосом.
– Че аш, Нестеровас. Лабас, Харонай[12]…
Выждав две или три секунды, Нестеров перешел на родной для него и для москвички Головиной язык:
– Харон, ты не забыл еще русский? Не возражаешь, если я буду общаться с тобой на родном для себя языке?