Паломничество конников Мазановского полка, а затем, чуть позже, и всех других частей Атаманской дивизии, квартировавших в разных концах станицы, продолжалось почти до полудня. Конец ему положил Иван Скворцов, ординарец и односельчанин Василия Серова. Лихо осадив коня рядом со столбом, он крикнул: «Комдив приказал доставить ему лично!» — и принялся, не покидая седла, отдирать доску от столба. Те, кто не успел дочитать, недовольные и разочарованные, некоторое время потоптались, покурили и разошлись.
Так что в общем-то особого шума у столба с плакатом не было. Зато велик был он в штабе, куда Скворцов привез доску с листовками.
Василий Серов, нарядный, в своих любимых красных галифе и английском френче, расхаживал по просторной горнице вокруг брошенного на полу плаката и орал так, что на полках позвякивали стаканы:
— Найти! Спросить со всей строгостью! Кто разрешил, так вас перетак?! Чья идея? Твоих кадров, Долматов, да-да! Небось, Матцев, дурья голова, расстарался?!
Никого из членов следственной комиссии в этот момент в помещении штаба дивизии не было. Вся пятерка уже была в седле — расспрашивала серовцев, а также местных мужиков и казаков из ближайших домов, вызнавая, не видал ли кто, когда и как появился на столбе злополучный плакат.
Комдив, наконец, поутих и в компании с Буржаковским и Долматовым занялся чаем. Творение Ильина поставили на лавку лицевой стороной к стене. Когда дверь в горницу отворилась и на пороге появился сам автор произведения, вызвавшего столь бурное недовольство командования, Серов вопросительно уставился на него: чего, мол, надо?
— Я услышал, что вы, Василий Алексеевич, грозите карами тому, что выставил эту штуку, — Глеб махнул рукой в сторону доски. — Расстреливайте, ваша власть. Моя работа.
— Что-о? — Серов дернулся, обжегся плеснувшимся чаем и в ярости швырнул блюдце под стол. — Говорить будешь в следственной комиссии, — уже спокойней продолжал он и, подув на пальцы, помахал ими возле уха.
Долматов и Буржаковский переглянулись и промолчали. Пожатием плеч Глеб выразил свое отношение к словам командующего.
— Что?! — крикнул Серов, чуть бледнея. — Что плечиками-то жмешь? Дураки здесь неграмотные, да?
— Товарищ комдив, — негромко, но твердо сказал Глеб и по-военному вытянулся. — Разрешите узнать, в чем моя вина?
— В чем вина? — Серов сощурил карие глаза. — А в том, голубь, что ты всю дивизию оповестил об чекистской амнистии. Последняя собака и та только про это и брешет. Ты что, дивизию разложить решил, подлец? — опять закипая, Серов потянул было из кобуры маузер, но — бросил. Схватил чашку, прихлебнул, скривился: горячо: — Ну, говори же!