И эта ария, и финальный дуэт Джеммы и Мартини слепились для Энн в комок. Только когда, как тень, появился Овод — он пел свое прощальное письмо Джемме и присутствовал за тонкой полупрозрачной завесой, похожий на тень и еле видный — Энн словно очнулась. Она слушала тихий голос Матиаса, доносящийся словно из рая, из жизни, которая уже прервалась и которой больше не будет никогда.
— Когда вы были юной, как я, я поцеловал вашу руку,
А вы отняли ее и сказали: «Больше никогда так не делай».
Сейчас я целую бумагу, на которой написал ваше имя,
А значит, два раза я целовал вас без разрешенья.
Прощайте, моя дорогая. Finita. Finita. Finita.
Свет над сценой мерк, и все вокруг медленно погружалось в темноту. Она полностью поглотила зал, и после долгой, казавшейся бесконечной паузы вспыхнули софиты, и Энн оглушил шквал аплодисментов.
Она встала, не сдерживая слезы, и принялась аплодировать так, что было больно ладоням. Занавес снова с шорохом открылся, зазвучала музыка, и актеры начали выходить на поклон. У них были очень усталые и очень счастливые лица.
Исполнители ведущих партий выходили последними. Сначала Мартини, потом Джемма, потом Монтанелли, и последним — Овод.
Зал встретил Реннера громкими воплями, и на сцену полетели цветы. Матиас, улыбаясь, легко поклонился, подхватил букет и послал в зал воздушный поцелуй, после чего присоединился к остальным. Он вытолкнул вперед своих товарищей, которые также сорвали очередной всплеск аплодисментов. Энн смотрела то на Матиаса, то на Альберта — оба невероятно счастливые, улыбающиеся. Как можно отделять свою жизнь от этой работы? Реннер абсолютно прав.
За кулисами теперь наливали шампанское. — Только не переусердствуйте, — говорил чрезвычайно довольный Малер, держа бокал. — Завтра снова спектакль, и послезавтра тоже.
— Вольф, не занудствуй, сегодня немного можно. — Амалия улыбалась до ушей. Все сработали слаженно и почти не допустили ошибок — неслыханная удача на премьере, где обычно бывает много мелких, незаметных глазу неискушенного зрителя промахов. — Хотя репетиция в десять, тут уж ничего не поделаешь.
Энн постаралась пробиться к Альберту, наперебой принимавшему поздравления от окружающих, и к Сиси — они стояли рядом.
— Поздравляю! — Она поцеловала Кершнера в горячую щеку. Альберт только что смыл грим, но переодеться еще не успел. — Ты был великолепен!
— Спасибо! — Кершнер кивнул ей и тут же заговорил с кем-то другим.
Энн стало обидно. Нет, так дальше продолжаться не может. Нужно срочно переходить к активным действиям, иначе она так и будет топтаться на месте, а Альберт никогда не обратит на нее внимания. Она отошла в сторону, взяла бокал с шампанским и принялась наблюдать, как Кершнер разговаривает с Люси, тоже не успевшей снять костюм итальянской революционерки — она пела в хоре. Вот Альберт подхватил ее и запечатлел на ее губах жаркий поцелуй. Фу, как банально. Энн затошнило от этой карамельной блондинки, и от этих фальшиво-сладких отношений.