Я сказал, что готов ждать, сколько нужно, снова просил посоветовать, к кому можно обратиться за помощью. Илья Егорович обещал поспособствовать, списаться со своим институтским приятелем, который нынче в Берне светило с мировым именем.
Пятнадцать лет назад
Девочка была смешной и очень юной. Может, еще школьница, а может, только-только закончила школу. Высокая, худенькая, нескладная, как новорожденный жеребенок, с густой гривой непослушных черных волос, со сторожким взглядом карих глаз и угловатым, некрасивым лицом. Но было в ней что-то такое... что-то, что Михаил мог чувствовать, но не умел классифицировать. Он сказал бы, что это внутренняя сила или врожденное благородство, но это было бы слишком приблизительно и как-то уж совсем пафосно по отношению к столь юной особе, поэтому он решил ограничиться совершенно четким и ясным чувством симпатии, которое вызывала в нем случайная знакомая Аглая. А может, и не случайная, может, эта встреча – знак судьбы, еще одно доказательство того, что он принял верное решение.
На развилке перед деревней грузовик свернул в сторону парка, и по Аглаиному лицу Михаил понял, что ей было бы предпочтительнее сойти прямо здесь, а не ехать с остальными в усадьбу. У него даже была мысль постучать по крыше кабины, попросить водителя остановиться, но, чтобы добраться до кабины, пришлось бы преодолеть завал из сумок и рюкзаков, а при комплекции Михаила задача получалась не из легких. Ладно, в конце концов, ничего страшного не случилось, от деревни до парка километра два от силы, он проявит галантность, проводит барышню Аглаю до дома. Михаил уже хотел было успокоить новую знакомую, но под насмешливым взглядом Даши передумал.
Не то чтобы его раздражала та разношерстная компания, которая подобралась на сей раз, просто ни в одном из присутствующих он не видел того света, который горел в его сердце и полыхал в душе Надежды Павловны. Случайные люди, в лучшем случае заинтересованные в том, чтобы хорошо провести лето, а в худшем – вообще ни в чем не заинтересованные. Хотя, если посмотреть на все это с другой стороны, возможно, так даже лучше, никто не будет путаться под ногами, мешать и задавать лишние вопросы.
Грузовик тем временем въехал под сень раскидистых вековых лип, раздраженно порыкивая, покатился по выщербленной подъездной аллее к дому, и Михаил в ту же секунду забыл обо всем на свете. Он смотрел, изучал, запоминал, сравнивал впечатление от увиденного и от собственных фантазий. Выходило, что фантазии были куда ярче: дом нуждался не просто в косметическом ремонте, а в планомерной и отнюдь не дилетантской реставрации, он походил на умирающего, но все еще жадно цепляющегося за жизнь старика. Только парк, угрюмый и величественный одновременно, казалось, был совершенно доволен своим нынешним диким существованием. Интересно, что стало с прудом?