И умоляла почтить городов разрушителя сына».
Так он сказал. Покорилась ему белорукая Гера.
С Иды горы на великий Олимп устремилась богиня.
Как устремляется мысль человека, который, прошедши
Много земель, представляет себе их разумною мыслью:
«Там бы мне и там побывать!» — и мечтает о многом.
Так же стремительно вдаль понеслась и владычица Гера.
Вскоре достигла Олимпа и всех бессмертных застала
В сборе в чертоге Зевеса. Ее увидавши, вскочили
На ноги все и с приветом ей чаши свои протянули.
Не посмотрев на других, от Фемиды прекрасноланитной
Чашу она приняла, ибо первая Гере навстречу
Бросилась бегом она и такое сказала ей слово:
«Гера, зачем ты пришла? Ты как будто испугана сильно.
Кронов ли сын, супруг твой, таким тебя страхом исполнил?»
Ей отвечала тогда белорукая Гера богиня:
«Что тут расспрашивать! Разве сама ты, Фемида, не знаешь,
Дух какой у него, — суровый какой и надменный.
Сядь с богами за пир, для всех одинаково равный.
Вместе со всеми богами услышишь, Фемида, какие
Беды Кронид нам готовит. Навряд ли, я думаю, радость
Очень большую доставлю я всем и бессмертным и смертным,
Как до того бы он ни был средь пиршества этого весел».
Так сказала и села владычица Гера. Смутились
Боги в зевесовом доме. Она улыбалась губами,
Но не светился веселием лоб над бровями богини
Черными. С речью ко всем обратилась она, негодуя:
«Что за глупцы мы, что ропщем в безумии нашем на Зевса!
Тщетно, к нему приближаясь, его удержать мы стремимся
Словом иль силой. О нас, удаляясь, он и думать не хочет,
Не обращает вниманья, считает, что между богами
Властью и силою выше он всех без всякого спора.
Если всем вам он зло причинит, то миритесь, и с этим.
Кажется мне, что беда уж сейчас приключилась с Аресом:
В битве погиб его сын Аскалаф, меж смертных милейший;
Грозный Apec говорит, что ему он приходится сыном».
Это услышав, вскочил и ладонями в горе ударил
Крепко по бедрам могучий Apec и воскликнул, рыдая:
«О, не вините меня, на Олимпе живущие боги,
Если за сына отмстить я к ахейским судам отправляюсь, —
Пусть даже мне суждено, пораженному молнией Зевса,
С трупами вместе валяться на поле средь крови и пыли!»
Так он сказал и тотчас же велел запрягать колесницу
Страху и Ужасу, сам же оделся блестящим доспехом.
Верно бы с новою, более сильной и более страшной
Злобой и гневом обрушился Зевс на богов олимпийских,
Если б Афина-Паллада, за всех испугавшись бессмертных,
К двери не бросилась, кресло оставив, в котором сидела.
Шлем с головы у Ареса сняла, и с плеч многомощных —
Щит, и отнявши из рук, поставила медную пику.
И к исступленному богу с такой обратилася речью: