— Но вы о ней ничего не знали, и не было никакой причины лишать молодую леди радости.
— Причина, наверное, в том, что только перед этим другая красивая леди дала кое-кому горький урок. В то время мне казалось, что красота и неверность неразрывно связаны. Вы меня понимаете?
— Думаю, да, капитан. Вы навесили на Миранду тот же ярлык, что и на ту, которая предала вас. Да… Я могу это понять. Но, наверное, потому, что я постарше. Не уверена, сможет ли Миранда увидеть все это в таком свете. Пожалуй, лучше не упоминать при ней о вашем былом несчастье.
— Как скажете.
— Ну что ж, Миранда сейчас в саду. И я надеюсь, вы сумеете вернуть радость в ее глаза и в ее сердце.
Джонатан отправился в указанном направлении и увидел Миранду раньше, чем она обнаружила его присутствие. Ему не было видно ее лица, но сгорбленные плечи сказали ему, что она несчастна, и он почувствовал себя глубоко виноватым за то, что причинил ей боль, от которой она страдает. Он страдал тоже, но знал, что винить в своем несчастье может только себя.
Он назвал ее по имени, и она, думая, что ей только почудился голос Джонатана, — как ей уже часто чудились подобные вещи, — начала растерянно озираться, чтобы увидеть, как это Самми позволила себе войти к ней в сад, потому что ее стремление к уединению всегда удовлетворялось. Увидев, что это действительно Джонатан, она потрясла головой.
Это только новое видение, сказала она себе, мечта, в которой Джонатан так нежно обращается к ней, как она когда-то надеялась. Этого не может быть на самом деле, потому что наяву он отнесся к ней с презрением, посчитал ее непорядочной. Он предложил ей все, чего она всегда желала, как она слишком поздно поняла, а потом отобрал все это, сказав, что хочет сделать ее любовницей, а не женой.
Но нет, это не видение: он действительно стоит перед ней и смотрит на нее совсем иначе, чем раньше, но теперь это уже все равно.
— Что вы здесь делаете? — ровным голосом спросила она. — Зачем вы приехали?
На протяжении всего пути от Лондона Джонатан репетировал то, что собирался сказать, когда увидит Миранду. Но теперь эти заученные фразы не шли на язык.
— Просить у вас прощения, — смиренно сказал он, — если вы когда-нибудь сможете простить ту обиду, которую я вам нанес. И сказать вам, как сильно я вас люблю.
Он хотел было взять ее за руки, но она отпрянула, качая головой:
— О да, вы, кажется, уже говорили что-то в этом роде. Ваша «подружка» — ведь так вы назвали меня?
— Я совсем не это хотел вам сказать, — возразил он, хотя знал, что тогда-то он именно это и хотел сказать. — Я никогда в жизни не совершал большей ошибки, чем тогда. Мне надо было назвать вас «подругой моей жизни» или как-нибудь в этом духе. С тех пор, как вы уехали, Миранда, я понял, что не могу без вас.