Он попытался отбросить свои подозрения — нет, уверенность — насчет этой Дрейк из головы и улыбнуться. Посмотрев на Люси, спускающуюся по лестнице, он стал улыбаться искренне. На ней было белое платье из индийского муслина — названия материала он, естественно, не сумел бы сказать, — с тонким верхом из искусно расшитого тюля, отделанного бледно-розовыми ленточками и такими же бантиками, разбросанными по юбке в хорошо продуманном беспорядке, пояс и вырез вокруг шеи были украшены гроздями розовых бутонов, точно повторяющих свежий цвет бантов и щек Люси. Несколько бутонов были искусно вплетены в ее золотые локоны.
Вот она пошла к Джону по черно-белой мозаике пола — и из-под подола ее платья замелькали кончики ее белых атласных туфелек. Ее перчатки были белыми, как и веер, который он подарил ей в честь этого вечера. Он не знал, что Миранда сказала ей, что она похожа в этом белом платье на рождественского ангела, а если бы знал, то это был бы один из тех немногих случаев, когда их мнение совпало.
— Так леди Смолвуд поручила вам сопровождать нас сегодня? — спросила она. — Бедный Джон! Я же знаю, как вы не любите подобное времяпрепровождение, когда нет возможности даже поиграть в карты по-настоящему. Ведь я знаю, что вы не захотите танцевать.
— Но мне же повезло, — сказал он ей, — я смогу быть кавалером сразу двух красивых девушек, а не одной, как другие. — Одной девушки и одной потаскушки, мысленно поправил он себя. — Я так понял, что леди Смолвуд присоединится к нам попозже.
— Да, меня она тоже уведомила. К ней неожиданно приехали несколько гостей, которых она возьмет с собой, как только они немного отдохнут с дороги. Она сказала, что постарается приехать не позже одиннадцати, до того, как закрывают двери, и что ей не хочется, чтобы мы что-нибудь пропустили.
— И вы ничего не пропустите, — ответил он. — Можете на меня положиться. — Больше, чем ты думаешь. Я позабочусь заодно и о том, чтобы оградить тебя от лишних знаний о твоей недостойной кузине, мысленно продолжил Джон.
— Конечно, Джон. Мы это знаем.
Люси всегда была хорошеньким ребенком, гораздо симпатичнее, чем когда-нибудь станет ее сестра. А теперь, когда она переросла былую склонность к излишней пухлости, он был вынужден признать, что она, без сомнения, превратилась в привлекательную юную леди. Такую, кого хочется защищать и оберегать.
Потом его критический взор обратился к другой молодой особе. Она могла бы завернуться хоть в парусину, подумал он, и все равно Люси не смогла бы соперничать с ней — и никто из тех, что будут сегодня в Олмаке, — подобно тому, как даже самые яркие звезды не могут соперничать с солнцем. А будучи одета так, как сейчас, в эту мерцающую ткань с ярко-голубым верхом, от чего ее глаза казались ярче и еще синее, чем обычно…