— Вместе пойдем, Василий? — спросил Морозов.
— Нет. Иди один... Ты занимаешься листовками, ты и послушай сегодня. А я тех связных инструктировать буду. Надо им рассказать, что мы сделать успели. Глядишь, и о нас Москва сообщит по радио.
— Хорошо! Я приду, — сказал Морозов Данилову. — Нам с Василием еще поговорить надо.
Данилов понимающе кивнул и вышел из комнаты.
Морозов подробно изложил Афонову план создания боевых дружин. Василий пристально посмотрел на него узкими щелками глаз:
— Все правильно. Только не рано ли?
— По-моему, вопрос этот давно назрел. Красная Армия со дня на день может прорваться к Таганрогу. Чем мы ее поддерживать будем?
— А то, что немцы наступать собираются, ты забыл? — усмехнулся Василий. — Или считаешь, что Брандт обманул Трофимову?
— Нет, наступать они, видимо, будут. Но неизвестно еще, что из этого получится...
За дверью послышались тяжелые шаги. В комнату вошел высокий человек с пышной шевелюрой. Над губой его ленточкой чернели усы.
— Здравствуйте, Сахниашвили, — приветливо сказал Василий, поднимаясь с табуретки.
— Что нового, кацо? — спросил Морозов и тоже пожал ему руку.
— Зачем спрашивать? Раз пришел, сам расскажу.
Сахниашвили расстегнул ворот промокшей от дождя рубашки, причесал влажные вьющиеся волосы и, усевшись на стул, положил ногу на ногу.
— У нас в больнице все утихло, — сказал он. — Никого больше не вызывают. Будто и не было побега. Но дальше так действовать нельзя. Зачем зря рисковать? Меня прикрепили к лагерю военнопленных. В больнице я аптекарь, а в лагере фельдшером буду. Так начальник сказал. Вот мы и придумали новый вариант. Я пленных командиров из лагеря в больницу стану класть. А Сармакешьян и Козубко продержат их в палате недели три-четыре, а потом подпишут заключение о смерти. Этот документ я в лагерь коменданту отнесу, для отчета, а людей на ту сторону. Вот какой план прорабатывать надо.
— А что, ловко придумали, — согласился Морозов.
— Молодцы, действуйте! — Василий хлопнул себя по колену и потом спросил: — Сармакешьян входит в медицинскую комиссию по набору рабочей силы в Германию?
— Зачем один Сармакешьян? Там и Козубко работает...
— Мы договорились, чтобы они наших людей браковали.
— Нет, так не надо делать. Наши не каждый день в комиссии работают. А там есть две девушки, на бирже труда сидят. Хорошие девушки. Они у меня листовки брали. Надо с ними поговорить. У них бланки, они могут освобождение написать. Их твой брат Костя знает. Потом есть еще один рецепт. Руки в негашеную известь обмакнуть. Язвы появятся. Немцы очень боятся экземы. Сразу освобождение дадут. А на руках язвы быстро проходят.