— Это только начало. Долго еще они моего сына поминать будут.
Василий увидел удостоверение немецкого офицера, служебную книжку полицая, ночные пропуска, несколько фотографий.
— Одного вот этими руками задушил, — Максим показал свои тяжелые рабочие ладони. — А другого — ломиком по черепу... И будто камень снял с сердца...
— А ты подумал, что за этих двух немцы два десятка заложников расстреляют?
— Так что же, прикажешь на руках носить гадов, от пули оберегать? Тогда им не только до Волги — до Урала дойти недолго. Нет уж, уволь. Не за тем я клятву давал, чтобы ниже травы согнуться. — Максим побагровел и угрюмо смотрел на Василия. Несчастье сильно изменило его — теперь это был угрюмый, думающий только о мести человек.
За стенкой послышались звонкий детский плач и успокаивающий женский голос. В комнату вбежала кудрявая восьмилетняя девочка.
— Дядя Вася! А чего ваш Женька дерется? — Она подбежала к Василию и, горько рыдая, уткнулась ему в колени.
— Женя! Иди-ка сюда! — крикнул Василий, поглаживая пушистые волосы девочки.
В дверях показался мальчик лет одиннадцати. Коротким приплюснутым носом, узким разрезом глаз он очень походил на отца. Мальчик сердито смотрел на всех.
— Ты почему Изабеллу обидел?
— А пусть она фашистом не обзывается.
Девочка выпрямилась и, продолжая всхлипывать, затараторила скороговоркой, указывая на мальчика тонкой рукою:
— Он первый, он первый у меня куклу отнял. Я поэтому его так обозвала. А он меня кулаком ударил...
— И правильно обозвала, — строго произнес Василий. — Только фашисты маленьких детей обижают. А я-то думал, ты пионер...
От обиды у мальчика дрогнула нижняя губа, казалось, он вот-вот расплачется.
— Брось, Василь, парня терзать, — глухо проговорил Максим Плотников. — Он же нечаянно и больше так никогда не будет.
— Когда мой папа приедет, я ему все-все про Женьку расскажу, — пообещала девочка и выбежала из комнаты.
— И ты уходи, — сердито сказал Василий сыну, — а если еще хоть раз ее пальцем тронешь — голову оторву.
— Эх ты, воспитатель, — вздохнул Максим, когда мальчик ушел.
— Понимаешь, девчонку жаль. Родители ее врачи. Дружили мы с ними в Матвееве Кургане. Вот и оставили они на меня свою дочку. А сами на фронт подались. А Женька, чертенок, ревнует, что ли, нет-нет да и норовит поддеть.
— Жена-то твоя хорошо к ней относится?
— Души в ней не чает.
— А домой, в Матвеев Курган, не собирается?
— Да она съездила уже раз. А у нее паспорт отобрали. По третьему списку в полиции значится, как жена коммуниста и совпартработника. Вот и вернулась сюда в Таганрог. Сейчас без паспорта живет, а там видно будет.