Итак, Анатолий Ермолаев, двадцати четырех лет от роду, сегодня, в конце второго тысячелетия, вас вносят в вечный список, и потому вы объявляетесь членом всемирного тайного братства нормальных людей!
Елена подходит к совершенно обалдевшему Анатолию, приглашает жестом подняться, вдохновенно ударяет по неподвижной рюмке нового члена тайного общества, и выпивает. Как только Анатолий делает то же самое, целует его в губы.
Анатолий (ошарашен, но пытается шутить). Скажите, а Богданов - что, тоже член всемирного общества?
Елена (абсолютно серьезно). Во-первых, мы теперь на "ты", а во- вторых, ты забыл, что общество тайное и ты сам должен решать, кто является его членом, а кто нет (устало опускается в кресло).
Анатолий. Пожалуй, я пойду.
Елена. Да, хорошо. Я что-то устала. Спасибо, Анатолий. Мне нужно побыть одной (закрывает глаза). Нет, постой, я тебе хотела что-то сказать. Ах, вспомнила. Приходи к нам, к Коле завтра, хорошо?
Анатолий. Я не знаю..., я, наверно, не смогу...
Елена. Нет, нет, приходи, вечером, будут Колины друзья, очень интересные люди. (Анатолий неуверенно пожимает плечами.) Приходи, не обижай хранительницу тайного списка. Хорошо?
Анатолий кивает и уходит.
Картина пятая
Квартира инженера Богданова. Приподнятая праздничная атмосфера. Играет музыка: изрядно потрепанная грамофонная пластинка нежным голосом поет "Санта Лючия". За выдвинутым на середину комнаты столом веселая компания из четырех человек. Во главе стола в роскошном платье царственно восседает Елена. По правую руку двое мужчин лет сорока, это Доктор и Гоголь-Моголь, друзья инженера. По левую руку сидит сам хозяин. Звонят в дверь.
Елена. Это он! (Встает, открывает дверь, возвращается, подталкивая впереди себя Анатолия.) Знакомьтесь, это мой герой Анатолий. (Анатолий жмет руки.) Это самый душевный человек - Доктор, а это Гоголь-Моголь, он философ-утопист.
Анатолия усаживают за стол, подвигают тарелку, наливают шампанского.
Доктор (поднимается, в руке фужер шампанского). У меня есть тост. Коля, знакомы мы не первый год, я бы даже сказал, близко знакомы, но все как-то не было случая сказать, что думаешь. То есть говорить-то мы говорили, и до хрипоты, и до ссоры, но все о делах, о проблемах. Теперь же я хочу сказать о тебе. Ты извини, Коля, если с перебором, но уж от чистого сердца. (Набирает воздуху.) Тяжело жить без друзей, но еще тяжелее жить без товарищей, без людей, с которыми можно обо всем говорить, которым можно довериться, без боязни, что они тебя будут чем-нибудь попрекать или, не дай бог, над чем-нибудь твоим сокровенным будут надсмехаться. Человек не может жить один, даже если он очень умный. Всех не обхитришь, всегда найдется такой хитрец, что его не обойдешь, и этот самый главный хитрец - ты сам. Но с самим собой долго не поспоришь, вот и начинаем мы искать вокруг себя родную душу, и не для того даже, чтоб излиться, но чтобы самому услышать из чужих уст свои собственные мысли. Нужно обязательно знать, что не зря ты волнуешься, что есть еще люди, и не только в книжках, а живые, рядышком, у которых болит и ноет от того же, что и у тебя. А иначе - с ума сойти от пустоты и от окружающей радости. Гоголь-Моголь. Эка ты завернул...