– Видел кого?
– Не-ет...
– В другую сторону помчался, урод. Интуиция у него... Ладно, Венька, проехали, в другой раз умнее будем. Слушай и запоминай, пока я тут совсем не откорячился... Звони Неваляеву, пусть распорядится выслать людей – иначе смерть Сычевой будет на его совести. Так и скажи, не стесняйся, можешь сослаться на мои слова... Возьми полено – вот это, пробейте завтра на «пальчики», может, отпечатались... Все, Венька, сиди бди, хозяйку смотри не напугай. Завтра мы должны еще раз ее допросить – по полной программе...
Голова была горячей, как аравийская пустыня. В районе часа ночи я очнулся не у порога собственного дома на Тальниковой, а на Советской улице – где было много акаций и ранеток. За плотными занавесками горел свет. Я постучал – она открыла, без очков, худенькая, хорошенькая, в махровом халате с проплешинами. Близоруко прищурилась, покачала головой.
– Отбивное мясо принимаете? – пошутил я.
Эмма втащила меня в дом, принесла настольную лампу, осветила голову и ахнула:
– Мать честная, хуже, чем вчера... Где же это тебя угораздило, горе мое?
– Теперь ты понимаешь, почему я не пришел вовремя? – гордо спросил я.
– А я не сомневалась, что ты придешь. Ждала бы и до двух часов, и до трех. Мог бы и не спешить. Ну чего ты встал, как в гостях? Живо снимай всю одежду... я сказала ВСЮ! И трусы свои с длинными рукавами – тебя же выжимать можно!
Боль отступала, упорно отстреливаясь. Мне было хорошо. Я лежал на мягкой постели под ватным одеялом. Женщина в ажурном дезабилье делая мне примочки, поила травяным настоем с медом, читала лекцию, как важно заботиться о своем здоровье и не лезть под колящие, рубящие и тяжелые тупые предметы. Она не спрашивала, во что я влип, что было, с одной стороны, приятно, а с другой – обидно. Но я проснулся рано утром нормальным человеком. Эмма сладко потянулась, обволоклась вокруг моего побитого торса, прошептав, что вечер ей понравился больше, чем утро, и не буду ли я так любезен снова прийти вечером?
– Обязательно приду, – торжественно пообещал я и побежал на обожаемую работу.
– Эти страсти трудно переоценить, – хмыкнул Крюгер, выслушав рассказ о моих ночных похождениях.
– И чем вы там занимались с Анной Михайловной? – наморщила лоб невыспавшаяся Янка. – У нашего начальника, кажется, просыпается интерес к жизни. Скоро он начнет приходить в азарт от всего, что шевелится и реагирует на раздражение.
– Кстати, насчет страстей, – вспомнил Венька. – Страсти подразделяются на мексиканские, индийские, африканские и русские. В последних зачастую фигурирует топор. То, что я увидел вчера, было мордобитием в одни ворота – не припомню, чтобы в финале кто-то болел амнезией, пил водку или пел и танцевал в национальных индийских одеждах...