Внезапно на этом фоне возникла черная точка и описала вокруг меня круг.
- ...а, это ты. Я только было заснул в своем извечном одиночестве. Зачем пожаловал? Впрочем... уже догадался. Раз уж я волею судеб стал трассер-мухом, то надо видеть в этой профессии нечто истинно героическое, - с пафосом вещал Сахар, подлетев ко мне и устроившись на открытой ладони в самом ее центре, - теперь, вот, я - вечный камикадзе, хотя смерть моя и временное явление и незамедлительное воз...
Тут я хлопнул второй рукой, припечатав его, как будто прессом, потом сотворил каплю живой воды, кристально сверкающе-прозрачную, которая упала на него. На глазах тельце мухи стало принимать свои формы, он поднялся на лапки и стал чиститься.
- Что за манера обрывать собеседника на полуслове. Теперь, вот, забыл о чем говорил, ах, да... незамедлительное мое возрождение, подобное возрождению пророка человеческого, безусловно лестно для такого создания, как я, казалось бы, самою Природою обреченного на незавидный удел вечного посетителя сточных канав и выгребных ям...
Я, вполуха слушая его напевный речитатив, нагрел меж тем тавро на язычке пламени, колышущемся вопреки всем законам физики прямо в воздухе, и, убедившись в его вишнево-красном цвете, поморщась прижег руку на предплечье, чуть пониже локтя...
-...предназначение, самый смысл которого, величие, я бы сказал, в служении существу более высокому, самопожертвование во имя его и возрождение из пепла, подобно огненному Фениксу, знаменательнейшему герою древних легенд, птице, снискавшей...
Чуть выждав, я создал каплю прямо над обожженным пятном, в центре которого явственно просматривалось, как и полагается, "Т", которая упала прямо на кожу, свершив положенное ей превращение.
Можно было возвращаться, но мой маленький оратор, устроив свою трибуну на моем плече, продолжал вить нескончаемую веревку из сравнений, апелляций к событиям древним и новым, напыщенных эпитетов и красочных оборотов. Мне не хотелось услышать его упрек в нетактичности, я хорошо понимал, что теперь, с тех пор, как я в петле, он вынужден просиживать долгие дни в одиночестве пустого пространства, беседуя с самим собой, и я прощал его занудливое надоедство. Фраза его никак не кончалась, и я не мог вставить даже слово. Но тут мне в голову пришла мысль...