- Хорошо, - я меняюсь в душе на удивление быстро, если так можно выразиться, "прямо на глазах у самого себя".
- Есть способ доказать всякому, что ты владеешь техникой выхода на трассу. Его придумал Экс-Со-Кат и назвал "капкан". Если человек способен выходить на трассу, то он может это доказать. Все предельно просто. Я говорил об аксиоме - жизнь на трассе, та же жизнь, с ее опасностями и радостями. Если в созданном мире человек гибнет, он гибнет и на самом деле. Это, кстати, лишний раз проводит границу между трассер-дао и сном. Если сломает руку, то, выйдя из трассы, у него будет все та же сломанная рука. Итак, все очень просто. Надо выйти на трассу, самую простую - не в этом суть, там может ничего не быть, но там должны быть: свеча, тавро и муха. Муха нужна для того, чтобы проверить действенность живой воды - ведь никто не хочет ходить с тавром всю жизнь...
- Значит...
- ...когда трассер ставит себе тавро, вот здесь, - я указал на предплечье, - то тот, кто проверяет его, видит, как появляется, а потом исчезает маленький значок, буква Т в кружке. Вот и все.
- Значит...
Она опять не договорила, но все было ясно и без слов.
- Это ничего не докажет, кроме того, что я умею нечто, чего не можешь ты, - пояснил я, но ее выразительные глаза сказали: "Все равно. Это - то, что нужно. Зуб говорит за динозавра".
"Неужели все так просто разрешится? Стоит поразить человека фокусом, и он уже убежден? Сегодня - это подействует, но не усомнится ли она в увиденном завтра? Не истолкует ли по-иному?" Но я, конечно, ни о чем подобном не сказал вслух, а только отошел на обочину и, сев по-турецки в тени высокой живой изгороди, коротко сказал, засучив рукав левой руки:
- Смотри.
Сначала щебет птиц, солнечный свет, пробивавшийся сквозь веки, запах цветов, ее присутствие, разрозненно бродившие в голове недодуманные мысли отвлекали меня, но вот уже это все стало отодвигаться все дальше, дальше, звуки стали затухать, как будто кресло, в котором я сидел, медленно отъезжало от экрана, вот и экран потух... Наступил мрак, и Пустота заявила свои права на мир, но не надолго.
Тишину, медленно нарастая, прорезали ритмичные глухие удары бьющегося сердца. Потом появился свет, и вот уже перед моим взором лежала гладкая стерильная серая равнина с одноцветной серой дымкой облаков, равномерно, от горизонта до горизонта, закрывшая небо.