Тормознула она «Жигули», села рядом с водителем и уехала! Пока я чухалась да зонтик закрывала, ее уж и след простыл — стою как обкаканная. Ну, что мне было делать? Пошла домой.
Через полчаса появляется. Злая, будто скорпион. «Почему, — говорит, — вы не сели в машину?!» Ну как тебе это нравится, Тоня?
Соседка трагически закатила глаза, демонстрируя высшую степень солидарности единственным доступным ей способом.
— «Я, — говорю, — тебе не блоха. И не каскадер — на ходу запрыгивать не умею. Ты бы хоть оглянулась для интереса — села твоя свекровь в машину или осталась под дождиком мокнуть, как сирота казанская!» Смеется: «С ума с вами сойдешь». Видали ее?
«Я, — говорит, — мужика-водителя до смерти перепугала. Он, — говорит, — решил, наверное, что вез сумасшедшую. Долго теперь попутчиков брать не отважится. А я понять не могу, с чего он такой зажатый, и все на меня поглядывает, будто из-под моей юбки копыта торчат!»
Всю дорогу она, Верка-то, вроде как со мной разговаривала, ни разу не обернулась. «Устроим, — говорит, — с вами вечером маленький праздник. Обмоем ваше новое пальто. Будем водка пить, земля валяться». И только в Лацкове обнаружила, что меня нет в машине. Схватила бедолагу за грудки. «Где, — кричит, — моя свекровь?! Куда вы ее дели?! У вас по дороге пассажир выпал, а вы и не заметили!» Мужик очумел, конечно, еле от нее отбился.
Живет как во сне. Принцесса Греза! О чем думает? Разве можно сейчас на улице ворон считать, когда вокруг такой бандитизм? Как бы не так! Сумка на плече, сама в эмпиреях! И вот вам, пожалуйста, результат! Долго себя ждать не заставил. Сорвали сумку прямо с плеча со всеми деньгами, документами, с ключами от дома, от работы, в грязь повалили, хорошо ноги не переломали. Спасибо, добрые люди помогли.
И мать у нее такая же малахольная. Мечтательница. «Не будем, — говорит, — Тоня, относиться к нашим детям объективно. Давай любить их такими, какие они есть. Если не мы, то кто же?»
Стало быть, если они тебя по одной щеке хряпнули, подставь другую, изнемогая от любви? Хорошенькая теория. Этак они, детишки, не то что на голову сядут — запрягут и поедут. Ты как считаешь?
Тоня на сей раз бездействовала, видно, не разделяя соседкиных воззрений: дочь ее нежно любила и ухаживала самоотверженно, даже, можно сказать, самозабвенно.
— Ты пойми меня, Тоня! — Татьяна Федоровна для вящей убедительности прижала к груди руки. — Ну как я могу устраниться, если мой единственный сын, будто слон в посудной лавке, одни только черепки вокруг себя оставляет? «Единственное, — говорит, — чего я хочу, — это жить один. И не собираюсь больше ни жениться, ни тем более детей заводить». «А что ж ты тогда голову морочишь этой своей Катерине, если она именно с такими целями за тебя зацепилась? Ведь ты же, садовая твоя голова, и здесь все порушишь, и там не создашь! Это тебе сейчас одиночество сладким кажется, когда к тебе со всех сторон руки тянутся. А истинное одиночество страшнее смерти, особенно в старости, уж ты мне поверь, — говорю. — Я жизнь прожила, побольше твоего понимаю».