Узкая аллея. Стриженые кусты, асфальтированные площадки. Зая и Петрович подъезжают к аэровокзалу.
На крыше аэровокзала веточки антенн, а в них, точно листья, запутались красные сигнальные лампочки. Они тоже ждут самолеты — и веточки антенн и красные лампочки.
Петрович ставит машину на асфальтированную площадку среди такси и автобусов-экспрессов и входит с внучкой в аэровокзал.
— Здравствуйте, старина, — говорят ему носильщики,
— Здравствуйте, комэск, — говорят дежурные девушки в справочном бюро.
Если встречается пилот, то вначале Петрович обязательно полетает с ним немного на ладонях и только потом сможет говорить про всякое другое.
У дежурных девушек он узнаёт, где его знакомые, на каких рейсах. Девушки по микрофону спрашивают у диспетчера:
— Где пятьдесят шестая?
Диспетчер отвечает:
— В Челябинске.
— А семьдесят первая?
— В Ростове.
— А тридцать вторая?
— Ушла на Казань.
Петрович слушает, кивает:
— Так, так.
- А про восемнадцатую спросить?
— Да. Пожалуйста.
На машине под номером восемнадцать дед летал перед пенсией. Это был тихоходный поршневой самолет.
— Где восемнадцатая?
— Восемнадцатая... Пошла за помидорами.
— За помидорами, — повторяет Петрович. — Так, так.
Дед и внучка идут к метеотехникам.
— Здравствуйте, старина. — говорят метеотехники.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Зая.
— Здравствуйте.
Метеотехники не дружат с дождями и ветром. Они дружат с солнцем.
Дед и внучка заглядывают в пункт самолетного зондирования, в телетайпную, в регламентное бюро, в службу локации и радионавигации. И повсюду им улыбаются, кивают.
— Здравствуйте, старина. Здравствуй, Зая.
И они кивают и улыбаются.
Зае не терпится подняться на третий этаж, в комнату подготовки экипажей к полетам.
Здесь, отправляясь в рейс, собираются летчики, штурманы, радисты. Говорят про всю страну сразу — про теплое море и про снег, про день и ночь. Кто куда летит или кто откуда прилетел.
И говорить в этой комнате можно день и ночь, потому что одни экипажи уходят, а другие приходят. Пустой комната не бывает.
Петровича здесь всегда ждут. Он здесь всегда нужен. У каждого к нему есть свои вопросы, и поэтому каждый спешит завладеть Петровичем.
Если даже общий спор — ночной полет в тундре, ориентировка в пустыне, радиосвязь в грозу или при северном сиянии, полет над морем или над горами, — ждут Петровича. Он разберется. Он скажет.
Старина Петрович больше любого из них летал от снега к теплому морю, из ночи в день. Он больше любого из них имеет право говорить про всю страну сразу.
А тут на днях заспорили, как удобнее ставить на аэродроме реактивные и турбовинтовые лайнеры. Они огромные, занимают много места.