— О, златые письмена, начертанные на небесах! — воскликнул мысленно де Гальгенштейн, — вы сияете так же, как и встарь! Мы меняемся, но ваш язык остается неизменным. Глядя в вашу бездонную глубь, понимаешь бессилие сухих рассу…"
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Вот вам шесть столбцов[32] отменнейшей прозы, какой не найти больше ни в этой книге, ни в какой-либо другой. Гальгенштейн трижды цитирует Еврипида, единожды Платона, девять раз Ликофрона, не говоря уже о латинском синтаксисе и второстепенных греческих поэтах. Страстные излияния Кэтрин столь же изысканны по форме; пусть скажет взыскательный критик из Н-ской газеты разве они не выдержаны в духе лучших классических образцов — то, что называется в платоновском вкусе? Я никому, не хочу пускать пыль в глаза; просто иногда не мешает показать публике, на что ты способен.
Но насколько же выразительней всей этой высокопарной белиберды те слова, которые на самом деле произнес граф! "Прелестный вечер, разрази меня бог!" Вот это "разрази меня бог" и переполнило чашу: миссис Кэт почувствовала, что влюблена пуще прежнего; собрав все силы, она ответила:
— Только, пожалуй, уж очень жарко, — и низко присела перед графом.
— Да, будь я неладен; просто дышать нечем! — согласился его сиятельство. — Не угодно ли вам, сударыня, отдохнуть в беседке и выпить чего-нибудь прохладительного?
— Сэр! — произнесла дама в маске, слегка отступив назад.
— О, выпить, выпить — отличная мысль! — воскликнул мистер Биллингс, постоянно страдавший от жажды. — Идемте, ма… то есть миссис Джонс; вы же не откажетесь от стаканчика холодного пуншу; а ром здесь хоть куда, это можете мне поверить.
После недолгих уговоров дама в маске согласилась и проследовала в беседку, где ей было предложено место между обоими джентльменами. Слуга зажег восковые свечи па столике, затем явился и пунш.
Она с жадностью выпила два стакана; граф и Биллингс последовали ее примеру, хотя их раскрасневшиеся физиономии свидетельствовали, что ни тот, ни другой не нуждался в возбуждающих средствах. Нужно сказать, граф был весьма поражен и шокирован появлением такого юнца, как Биллингс, в общественном месте да еще под руку с дамой. Из чего читатель вправе заключить, что выпитое шампанское привело его на ту ступень опьянения, для которой характерна строгость по части морали; и за Биллингсом он последовал не только из желания лучше разглядеть его спутницу, но и с целью сделать ему надлежащее внушение насчет предосудительности в его годы подобных знакомств. Но, догнав интересную пару, его сиятельство, разумеется, занялся сперва дамой; и только когда они уже сидели в беседке, он вспомнил о своем первоначальном намерении и обратился к сыну с назидательной речью.