— Как кто, моя прелесть? — спросил капитан с надеждой.
— Но-но, не смущайте меня, милорд! Вот как сэр Джон, наш помещик, что разъезжает в позолоченной карете; или, по крайности, как его преподобие доктор Добс, — вон он, весь в черном, а под руку с ним миссис Добс в красном платье.
— А это все их дети?
— Да, две девочки и два мальчика — подумать только: одного он назвал Вильгельмом Нассауским, а другого Георгом Датским, ведь это надо же! — И, покончив со священником, мисс Кэтрин занялась другими, менее заметными личностями, которые к нашему рассказу не имеют отношения, а потому мы не станем пересказывать ее слова. Вот тут-то капрал Брок, услышав из окна спор между почтенным служителем церкви и его сыном по поводу желания последнего прокатиться верхом, счел своевременным явиться на площадь и, как нам уже известно, наделить обеих лошадей громкими историческими именами.
Демарш мистера Брока увенчался, повторяем, полным успехом; тем более, что когда пасторские сынки, накатавшись, были уведены родителями домой, настала очередь других юных счастливцев, рангом пониже; каждому довелось проехаться на "Георге Датском" или "Вильгельме Нассауском", покуда капрал весело балагурил со взрослыми жителями деревни. Ни возраст мистера Брока, ни его красный нос и некоторая косина глаз не помешали женщинам признать его завидным кавалером; да и мужчины прониклись к нему расположением.
— А скажи-ка, любезный Томас Пентюх, — обратился мистер Брок к парню, который громче других смеялся его шуткам (это был тот, которого мисс Кэтрин отрекомендовала своим первым поклонником), — скажи-ка, сколько ты зарабатываешь в неделю?
Мистер Пентюх, чья настоящая фамилия была Буллок, сообщил, что получаемая им плата составляет "три шиллинга и пудинг".
— Три шиллинга и пудинг! Чудовищно! И за это ты трудишься, как те галерные рабы, которых я видел в Америке и в Турции, — да, джентльмены, и в краю Престера Джона тоже! Встаешь зимой ни свет ни заря, дрожа от холода, и бежишь колоть лед, чтобы напоить лошадей.
— Да, сэр, — подтвердил парень, потрясенный осведомленностью капрала.
— И чистишь хлев, и таскаешь навоз на поле; или стережешь стадо, заменяя собой овчарку; или машешь косой на лугу, которому конца-краю не видать; а когда у тебя от норы глаза на лоб вылезут, и спина изойдет потом, и только что дух в теле не запечется — тогда ты бредешь домой, где тебя ждет — что? — три шиллинга и пудинг! Хоть каждый день ты его получаешь-то, твой пудинг?
— Нет, только по воскресеньям.
— А денег тебе хватает?
— Нет, где там.