Разметав по сторонам огромную лужу, вечно стоявшую в низинке, перед подъемом на насыпь, колонна выбралась на асфальт и, сбрасывая с протекторов ошметки жирной грязи, двинулась к полковому контрольно-пропускному пункту. Затем, миновав его, повернула направо и, подпрыгивая на многочисленных рытвинах, понеслась в сторону района действия ефимовской группы.
Что-то весьма ощутимо приложилось под левым плечом. На этот раз боли почти не было, только тупой удар, и левая рука обессиленно повисла. Не удержав равновесия, Юрка повалился на землю, сильно ударившись грудью о выступающий из земли корень, но так и не выпустив из руки оружия.
«Хандец!» – страшная в своей безысходности и неопровержимости мысль пронзила вздрогнувшее от удара сердце. Пронзила и ушла. Растворилась без остатка. Внезапно наступившее спокойствие окутало теряющий сознание разум, но возникшая в плече боль неожиданно вернула ощущение жизни. Беспамятство отступило. Сержант застонал и стал медленно переворачиваться на бок. Он понял, что еще жив, а сзади наседали враги. Шансов уйти не было, а значит, следовало остановить, не подпустить их ближе. «Остановить и не подпустить, остановить и не подпустить…» – застучала в голове настойчивая мысль. Юрка со стоном перевернулся на спину и здоровой рукой попробовал дотянуться до своего пулемета…
Когда Калинин упал, эмоций во мне почти не было, словно все так и должно быть, словно нечто подобное я и ждал.
Все заработало на автомате. «АК» за спину, падаю на колено и взваливаю раненого пулеметчика на плечо, хватаю левой рукой «ПКМ» и бегу вверх. Но, возможно, мне только кажется, что я бегу. Одеревеневшие ноги – ходули на кадрах замедленной киносъемки. Тем не менее постепенно одно укрывающее нас дерево сменяется другим. Все звуки заглушает стук моего сердца, легкие с хрипом разрываются в последнем усилии, на губах привкус железа, глаза залиты по́том. Черт, щас сдохну, если не остановлюсь, а если остановлюсь – сдохнем оба. Ну же, еще немного! «Чехи» могут появиться в любой момент, хрен с ними – если тормознусь, обернусь, может, не станет сил бежать. Вперед и только вперед!
– Командир! – Голос Прищепы выводит меня из состояния тупого пофигизма. Я останавливаюсь, едва удерживая в руках оружие. Лежавший на моей спине Калинин вяло матерится. – Командир… – Какое счастье, чьи-то руки бесцеремонно стаскивают с моего плеча раненого.
– Уф! – Как хорошо! Так хорошо, что сейчас сдохну. – Уф, – согнуться и стоять, выхаркивая разъедающий грудь кашель.