Превозмогая жестокие спазмы, наемник поднял голову. За короткие мгновения многое изменилось. Афанас больше не сражался с гигантом, безвольно распластавшись на полу. Глеб лежал рядом. То ли без сознания, то ли... Шевельнулся, слава богу! Жив! Но где же Геннадий?
Окинув зал мутным взглядом, Таран заметил мутанта совсем недалеко от выхода. Тот корчился на полу, пытаясь сквозь судороги дотянуться до обидчика. Оружейник проорал что-то злое и, склонившись над Дымом, в очередной раз ткнул скрученное в дугу тело электрошокером. Добрался-таки до своих заначек, тварь...
Закатив глаза, мутант, наконец, потерял сознание. Зловещий треск разрядника прекратился. Пахом подхватил с пола автомат, распрямился, прицелился в безвольное тело. Щелчок... Еще один... Тщетно. Яростно дергая затвор «калаша», гигант изрыгал громкие проклятия, но все без толку – магазин был пуст. Бесполезное оружие полетело на пол. Оглядевшись, Санитар подхватил с ближайшего стола увесистый монитор и, подняв над головой, с кривой ухмылкой повернулся к мутанту.
Дробовик оглушительно рявкнул. Сноп дроби вышиб монитор из рук. Следующий выстрел, угодив в нагрудную кирасу, едва не опрокинул Пахома. Восстановив равновесие, он рывком приблизился к новому противнику, нависнув над ним необъятной черной тенью.
Таран по-прежнему стоял на коленях, балансируя на грани обморока. Оружие плясало в непослушных руках, волны боли прокатывались по телу, рискуя отключить измученное сознание.
– Что, сталкер, хреново?
Перед глазами мелькнул железный сапог, грубым пинком выбивая оружие. Второй удар отправил Тарана наземь. Из разбитой губы засочилась кровь. Лицо Пахома – опухшее, с синюшными гематомами на скулах – медленно наплывало из мрака, во взгляде – лишь замешательство и пустота.
– Смею тебя заверить, – оружейник нагнулся за дробовиком, – ты еще не знаешь, что такое по-настоящему «хреново»...
Сталкер прислушался к ощущениям. Боль утихала. Невероятно, но приступ удалось пережить, не отключившись. Все еще не в силах подняться, он молча наблюдал за бывшим приятелем, поражаясь той чудовищной внутренней трансформации, которая преобразила душу Пахома, вытравив все человеческое и взамен выпустив на волю бессердечного озлобленного монстра.
С глухим щелчком патрон вошел в ствол, дуло дробовика замаячило в опасной близости. Но отчего-то гигант медлил. Может, ждал мольбы о пощаде?
– Скажешь что напоследок? – разорвал тишину грубый голос.
– Знаешь, Пахом... А ведь Глеб в тебе души не чаял. Вырасту, говорит, тоже свое дело заведу. – Таран смотрел без тени страха, скорее, с сожалением. Так смотрят на безнадежно больных людей. – Ты все испортил, Пахом. Сам. Не стоит винить...