— Извините, скажите пожалуйста, это третья рота?
— А зачем тебе? Ты кто? Может, вражий шпион?
Неожиданный и громкий хохот солдат напугал Калинина, заставив его втянуть голову. Солдаты хохотали так неистово, что у некоторых вываливались самокрутки изо рта.
— Нет, — тихо произнес Алексей. — Я новый командир третьей роты.
Солдатский хохот словно отрезало. В наступившей тишине кто-то удивленно присвистнул.
— Вместо Борового, что ль?
— Да.
Из группы солдат поднялась могучая фигура.
— Сержант Ермолаев, командир первого взвода, — низким голосом произнес красноармеец, неуклюже отдавая честь. — Вы в третьей роте, товарищ лейтенант.
«Вот я и нашел первый взвод», — попутно подумал Калинин. Алексей молчал, не зная, что сказать, что спросить и вообще — что ему нужно.
— Вам, наверное, к Зайнулову, политруку, — произнес сержант Ермолаев. — Он у того костра.
Мелким, почти семенящим шагом Алексей приблизился к костру, возле которого из плоских жестяных котелков ужинали три человека. Алексей открыл для себя, что всех троих он уже знает. Невысокий старшина Семен Владимирович, политрук Зайнулов и украинец, который во время боя советовал Калинину лежать боровом и не хрюкать.
— Здравствуйте, — произнес Алексей.
— Ох, приветик, герой! — расплылся в улыбке украинец. — Живой, что ли?
— Присядьте, товарищ лейтенант, — спокойно предложил старенький политрук Зайнулов. — Поужинайте.
— Спасибо, — ответил Алексей, так и оставшись на ногах. Он смотрел на старшину, который сидел к нему спиной и даже не собирался повернуться к Калинину, словно тот был совсем ему не интересен.
— Ты, кажись, у командира полка побывал, — произнес украинец. — Не ведаешь, кого командиром роты назначили?
На какое-то мгновение ответ застрял в устах Калинина.
— Меня.
Старшина вскочил так резко, что Алексей отпрянул. Острый взгляд уперся ему в лицо.
— Ты?! — Алексей не смог сдержать напористый взгляд и отвел глаза. Да ты даже свой взвод найти не смог!
— Он вон там! — пряча глаза, показал пальцем Калинин.
— Какой из него, нахрен, командир! — воскликнул старшина, уже обращаясь к Зайнулову.
— Семен, остынь, — холодно приказал политрук.
Старшина сжал губы и запустил свой котелок куда-то в темноту. Алексей посмотрел на украинца и уловил в его взгляде жалость.
— От нас мокрого места не останется, если ротными будут ставить таких вот сопляков! — словно выплевывая слова, хрипло воскликнул старшина. — Он положит роту в первом же бою, а потом будет оправдываться, что слишком молод для такой должности…
Калинин не знал, куда спрятать глаза от стыда. Ему было неудобно, когда говорили о нем в его присутствии, а уж когда о нем говорили в оскорбительном тоне — он и вовсе не знал, куда деться.