Затем Джесс обвила руками его узкую талию, переплелась с ним ногами и забыла всякий стыд. Она подняла бедра, инстинктивно поймала ритм, который был удобен им обоим, и взяла инициативу на себя, возбуждая его каждым движением и прикосновением. Она почувствовала тяжесть напрягшегося мускулистого тела и услышала сдавленное проклятие. Лоренцо покорился ей!
Ритм становился все быстрее и быстрее, и Джесс испустила ликующий смешок. Ее тело пронзал электрический ток, но и его тоже! Она явственно ощущала его ответ. Лоренцо Скарабелли, человек, владевший собой при любых обстоятельствах и всегда державший себя в узде, сейчас забыл обо всем на свете, тонул в море сладострастия, и все благодаря ей! О таком она не смела и мечтать, и когда они оба забились в судорогах страсти, Джесс не смогла сдержать крика яростного наслаждения.
Сцена, ждавшая Джесс на следующее утро, была точной копией вчерашней, за исключением одной мелочи. Когда Джесс, в конце концов, подняла налитые свинцом веки, Лоренцо был полностью одет. Он склонился над кроватью и положил на тумбочку маленький сверток в золоченой фольге.
— Что ты делаешь?
— Ухожу на работу.
Как и вчера, его ответ был кратким до неприличия.
— Но…
Тут было что-то не так, однако мозги упорно не хотели работать. Как и в прошлую ночь, они спали очень немного, и Джесс была совершенно измучена.
— Но сегодня суббота! — наконец ликующе произнесла она, заставив себя задуматься.
— У меня много дел. Я приехал сюда работать…
— Но не в уик-энд! Ох, Лоренцо, пожалуйста… — взмолилась она. — Зачем вставать в такую рань?
— Дома я всегда встаю в это время, — возразил он. — И успеваю многое сделать, пока не начнется жара.
— Возможно, в Италии это было бы правильно, но сомневаюсь, что нью-йоркский апрель может быть слишком жарким для работы. Лоренцо, на сегодня у меня были планы…
— И у меня тоже, — коротко ответил он, проводя рукой по волнистым темным волосам.
Джесс с тоской вспомнила о том, как сама прикасалась к их черному шелку. В пылу страсти она запустила в них пальцы и сильно потянула. Должно быть, Лоренцо было больно, но он не жаловался.
Наоборот, поощрял ее.
— Джесс, любимая, — шептал он под покровом ночи; в темноте его акцент казался сильнее, потому что не было видно губ, — я не узнаю тебя. Мне и в голову не приходило, что ты можешь быть такой страстной… такой пылкой…
Она хотела возразить ему: разве это удивительно? Разве не говорят, что разлука усиливает чувства? Два года назад она не поверила бы, что способна любить сильнее, чем тогда. Но теперь, одиноко прожив эти два года и веря, что она потеряла его навсегда, Джесс знала правду. Эта правда состояла в том, что ее прежнее чувство к Лоренцо было слабым, трепещущим огоньком свечи по сравнению с бушующим степным пожаром, который сейчас напоминала ее любовь.