Стеф Берц, не подавая вида, что уязвлен холодным безразличием дочери, молча надел перстень на изящный палец ее руки.
В коридоре клиники две недурной внешности медсестры, между тем, темпераментно судачили о посетителе и больной. Миниатюрная шатенка в очках-колесах, кстати, очень ей шедших, никак не могла утолить не в меру разгоревшееся любопытство.
— Он — импозантный мужчина! Просто мармелад в шоколаде! Сладкий-сладкий! От проституток, этих бесстыжих вешалок, наверняка на улице отбоя нет. Ты как считаешь?
— Никак! — отрезала напарница, старше не только по возрасту, но и стажу работы в элитном учреждении. — Что мне за дело до личной жизни посетителей?
— И давно записалась в святоши?
— Нет! Однако с ним в постель не лягу даже за раковину каури, доверху наполненную отборным жемчугом.
— Не твой тип?
— Вовсе нет! Просто этими упражнениями я с ним уже занималась. И не скажу, что вознеслась на небеса от испытанного блаженства.
— Может, ты просто слишком требовательна?
— Два раза за ночь — разве это результат? Смех, да и только! А как хорохорился, одним видом давая понять, что непременно заставит меня искать пятый угол.
— И все равно, на мой взгляд, он — сим-по-пон-чик!
— Симпопончик — тренируй свой кончик!
— Да ты прямо поэт! — благоговейно произнесла младшая из товарок.
— Одно время, причем довольно долго, сожительствовала с ударником рифмованного труда. От него нахваталась.
— А что его дочь? Серьезно болеет?
— Не то слово! Ты у нас без году неделя, поэтому не знаешь, что Ирена больна неизлечимо.
— А она разве не реабилитационный период после пластической операции проходит? Во всяком случае, так записано в истории болезни.
— Так-то оно так, однако…
— Не набивай себе цену! Колись…
— Видишь ли, под скальпель хирурга-косметолога она попадает не впервые. Кстати, я ее — без тени злорадства — называю не Ирена, а Сирена. Сирена де Бержерак…
— Значит, у нее…
— Да, если тебе хотя бы в общих чертах известна трагедия этого француза…
— Я, конечно, с писателями, тем более регулярно, корректурой волос между ног не занималась, — колкостью на колкость ответила медсестра, — но в колледже историю мировой литературы изучала. Итак, у бедняжки — большой нос?
— Не то слово! Больше двух с половиною дюймов. Представляешь этот банан?! Судовой румпель — вот что такое ее нюхало! Да еще с отвратительной фиолетовой гроздью на переносице. В самый раз без грима в фильме ужасов сниматься.
— Но ведь для современной медицины особого труда устранить подобную патологию не составляет.
— Увы, составляет! Иначе бы Ирена столько не страдала. Трудно поверить, но два года назад она была абсолютно нормальной, пышущей здоровьем красоткой. А потом на носу вскочила едва заметная горошина. Заразу, еще не подозревая о ее подлой каверзности, удалили. Не в нашей, правда, клинике. Худшее, казалось, осталось позади. Как вдруг девушка начала примечать, что ее орган обоняния ведет себя, мягко говоря, странно. Иными словами, он как бы начал жить собственной жизнью. С каждым днем становился длиннее, а на месте каждой удаляемой шишечки сразу появились две.