– Очень хорошее, – перебил его Леонид. – В прошлом году, когда кельты вторглись в Сапфирный, этот нежный цветочек на свой жезл кишки низших наматывал. И вместе со своим братом оскопили отца того сапфирного, что жив остался. Она его магией скрутила и… А ты говоришь. В этом все вы, идеалисты. Не разобрались – и туда же: справедливость восстанавливать.
– А ты что сделал бы? – спросил я с вызовом.
– Прошел бы мимо.
– Все равно это неправильно. Хотели отомстить – убили бы, хоть месть… Месть – она лишь отравляет душу. А надругаться – ты что хочешь думай, а с моего молчаливого согласия этого происходить не будет.
– Да при чем здесь твое согласие?!
– Мы были там и все видели, – ответил я. – Попустительство ничуть не лучше пособничества. Ты можешь говорить что угодно, а я вижу, что на нашем месте…
– Нет! Так не поступил бы!
– Вот видишь, а я еще ничего не сказал. Убей меня, если, говоря «нет», ты сохранил обычную невозмутимость.
– Да пошел ты!
И я, не поверите, благородные сеньоры, пошел. Правда, не туда, куда он послал, а в Тени. Резко, совсем как Хансер, не вплыл, а вломился. Двоих темных я заметил сразу. Один – багряный, другой – хмельной. А что, я не виноват, что кельты дали своему домену такое название. Оба кивнули мне и ушли подальше. Так вот как Леонид меня так быстро нашел. Следили, подняли тревогу. Трупа сапфирного топтуна я наверняка не найду, его развоплотили, когда сырбор начался. Вполне возможно, даже во время попытки убить Хансера. Хоть с марсианским чутьем, даже в Тенях ему вряд ли что могли сделать.
Уже темнело, и пошел я в лагерь кельтов. Двух своих знакомых нашел сразу. Мне никто не препятствовал – наоборот, словно путь расчищали. Девчонка сидела, завернувшись в клетчатый плед, у костра. Брат стоял в темноте поодаль.
– За меч не хватайся, это я, – шепнул ему на ухо.
Все мы, уходя в этот поход, прихватили и свою обычную одежду. Когда вышли в прерии, ужали ее магически чуть ли не до горошины. Всетаки лохмотья из шкур не были ни удобны, ни красивы, да и жарко в них. Все мы уже успели переодеться и смыть грим, и у меня на душе было тогда приятно, что не придется предстать перед дамой подобным пугалу. Правда, сейчас я понимаю, что было это просто долгоиграющее в какомто месте детство.
Кельт кивнул мне, даже улыбнулся, но както неумело.
– Я твой должник.
– Не мой. Хансера, – возразил я.
– Хансер спас меня, а ты – мою сестру. Мне это важнее. Меня зовут Уильям, а мою сестру Хильда.
– Луис Радриго Диэс, – начал было я долгую песню и вдруг осекся. К чему это? – Называют просто Луи.