– Оставь ее, тварь в человечьем обличье! – крикнул Хансер.
Надсмотрщик не прекратил своего занятия, а вот двое других выдвинулись вперед. И между ладонями у одного уже проскочили электрические разряды.
– Ты кто такой? – спросил второй.
– Забыли меня в домене, – проворчал мой друг, не сбавляя шага. Даже мне стало страшно. Молния – это не шутки. Надеется, что Тайви прикроет?
– Хансер! – Второй узнал его, вскинул руки, пытаясь сплести заклинание.
Хансер на бегу сжал кулак вытянутой вперед руки и резко дернул им в сторону. Мне показалось, что пальцы моего друга сомкнулись на горле горечародея. По крайней мере, чар сплести тот не успел. Отлетел тряпичной куклой прочь, упал рядом со мной, и я заметил, что хребет у него сломан, а на горле словно бы отпечаток ладони.
Из рук второго вырвалась молния, ударила в грудь Хансера и словно бы впиталась. Мой друг сделал левой рукой жест, словно маня своего противника к себе, и тот полетел навстречу. И было это против его воли, он сопротивлялся, но недолго – пока в его живот не вошло острие сабли.
Третий надсмотрщик наконец соизволил оторваться от Милолики. В глазах его начал рождаться ужас.
– Так не бывает, – пробормотал он, а потом ударил Хансера своим бичом.
Мой изменившийся друг подставил левую руку. Бич намотался на предплечье, но даже одежду не прожег, что уж там говорить о коже и плоти. Одним прыжком Хансер преодолел разделявшее их расстояние и приставил саблю к горлу надсмотрщика.
– Пощади, – пробормотал тот.
– Я не палач, – ответил Хансер. – Сними кандалы.
Я вглядывался в лица освобождаемых и не узнавал – никого, хоть наверняка не раз мы встречались, вместе пили. С некоторыми женщинами я, возможно, делил постель. И никто их сейчас не назвал бы высшими. Скорее сломавшимися. Как легко убить душу человека! Отбери надежду – и осталось только тело. Взгляд их был какимто тупым, безразличным. Только один, когда с него сняли кандалы, вдруг бросился на надсмотрщика. Неуловимое движение, выдающее несущего спокойствие. Жилистые, худые руки вцепились в горло. Остальные тупо смотрели на него, не пытаясь ни помочь, ни помешать.
– Стой. – Хансер сказал это слово тихо, но оно словно накрыло поле гулом. И высший отшатнулся от своей жертвы. Потом обернулся, глаза наливались ненавистью.
– Саблю возьми. – Мой друг протянул оружие рукоятью вперед. – Пользоваться не отвык?
– Смогу какнибудь… – Голос хриплый, севший какойто, совсем незнакомый, как и лицо, вытянутое, почти черное. Когда же они в последний раз мылись? Наверно, еще до того, как домен пал. И ведь это с ними сделали те, кто называл себя друзьями, братьями по оружию.