— Какое они имели право?
— «Уловка двадцать два».
— Что? — Йоссариан оцепенел от страха, и по телу его пробежал холодок. — Что вы сказали?
— «Уловка двадцать два», — повторила старуха, мотая головой. — «Уловка двадцать два». Она позволяет им делать все, что они хотят, и мы не в силах им помешать.
— О чем вы, черт побери, толкуете? — растерявшись, яростно заорал на нее Йоссариан. — Да откуда вы знаете, что на свете существует «уловка двадцать два»?
— Солдаты с дубинками в твердых белых шляпах только и твердили «уловка двадцать два», «уловка двадцать два».
— А они вам ее показывали, эту «уловку»? — спросил Йоссариан. — Почему вы не заставили их прочитать вам текст этой «уловки»?
— Они не обязаны показывать нам «уловку двадцать два», — ответила старуха. — Закон гласит, что они не обязаны этого делать.
— Какой еще закон?
— «Уловка двадцать два».
— О, будь я проклят! — с горечью воскликнул Йоссариан. — Опять этот заколдованный круг! — Йоссариан остановился и печально огляделся. — А где же старик?
— Ушел, — замогильным тоном сказала старуха.
— Ушел?
— Ушел в лучший мир, — сказала старуха и тыльной стороной ладони коснулась лба. — Вот здесь у него что-то сломалось. Он то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство.
Йоссариан повернулся и побрел по квартире. С мрачным любопытством он заглядывал в каждую комнату. Вся стеклянная утварь была разбита вдребезги людьми с дубинками. Портьеры содраны, постели свалены на пол. Стулья, столы и туалетные столики опрокинуты. Все, что можно сломать — сломано. Разгром был полный. Никакая орда вандалов не могла бы учинить большего разорения. Все окна были разбиты, и тьма чернильными облаками вливалась в каждую комнату сквозь высаженные рамы. Йоссариан ясно представлял себе тяжелую, всесокрушающую поступь высоких парней в белых шлемах — военных полицейских. Он представлял себе разнузданное зловещее веселье, с каким они громили все вокруг, их лицемерное, не ведающее пощады сознание своей правоты и преданности долгу. Бедные девочки — они все пропали. Осталась только плачущая старуха в выглядывавших один из-под другого мешковатых коричневом и сером свитерах и черной головной шали. Но скоро и она пропадет.
— Пропали… — горевала она, когда он вернулся. — Кто теперь меня приютит?
Йоссариан пропустил этот вопрос мимо ушей.
— У Нейтли была подружка, о ней что-нибудь известно?
— Пропала.
— Это мне известно. Но что о ней слышно? Кто-нибудь знает, куда она девалась?
— Пропала.
— А ее сестренка, что с ней случилось?
— Пропала, — монотонно твердила старуха.
— Вы понимаете, о чем я говорю? — резко спросил Йоссариан, глядя старухе прямо в глаза, чтобы убедиться, не бредит ли она. Он повысил голое: — Что случилось с сестренкой, с маленькой девочкой?