Не открывая глаз, юноша прислушался к долетавшим до его ушей звукам. Канонады и ружейных выстрелов не слышно. Человеческие голоса, ржание лошадей, удары кузнечного молота и множество разных иных шумов, определенно указывающих, что в данный момент он в армейском полевом лагере, кажется, в замкнутом помещении. Судя по негромким стонам, тяжелому дыханию и хрипам окружавших его людей, а также специфическому запаху лекарств, крови, мочи и фекалий, это помещение, не что иное, как передвижной военный госпиталь.
Наконец набрался сил и открыл глаза. Темно, как у тролля в заднице безлунной ночью. Испугался было, что в результате взрыва и последующего падения он лишился глаз. Однако вскоре мрак слегка рассеялся и через небольшое окошко, расположенное высоко от пола под самым потолком, он увидел несколько мерцающих светляков. Звезды — хоть и не сразу, но все-таки сообразил Фаррук. Значит, зрение в норме. На дворе действительно ночь, поэтому так темно.
Сей глубокомысленный вывод весьма обрадовал юношу. Лишиться глаз, находясь в стане противника, не самый лучший вариант. Впрочем, сам факт пленения и магический ошейник, также не есть хорошо. Вообще-то даже в самом бедственном положении наш герой всегда был склонен искать повод для оптимизма. И таковой тут же отыскался: тот факт, что на мага нельзя надевать ошейник абсолютного подчинения, превращающий разумное существо в тупоголовую полностью лишенную инициативы куклу, очень даже порадовал Фаррука. Будь он обыкновенным гражданином, ему бы без промедления надели означенный предмет на шею и без долгих колебаний отослали бы в угольные, медные или какие-нибудь еще шахты махать кайлом и катать тележки. А могли продать на острова плантаторам — там бы он уж точно долго не протянул. При сложившихся обстоятельствах у него нет его Силы, но есть разум.
А пока его состояние оставляет желать лучшего. Вновь накатила слабость, закружилась голова, и молодой человек впал в тревожное забытье.
В следующий раз Фаррук проснулся, когда на улице стоял яркий солнечный день. Обнаружил он себя в большом сарае, лежащим на сколоченном из досок жестком ложе, застеленном набитым соломой матрасом под грубым шерстяным одеялом. Рядом на таких же топчанах и под такими же одеялами маялись около двух дюжин раненых. Свои ли это или чужие, юноше не было интересно. Тело по-прежнему болело, и ему было не до задушевных разговоров с кем-либо.
Как только он открыл глаза, в поле его зрения нарисовался какой-то усатый мужчина лет сорока пяти с представительным животиком и в белом халате. Здешний лекарь — после минутного размышления сообразил пленный маг. Столь долгое осмысление, казалось бы, очевидного факта было вызвано ужасной головной болью.