— Да? — Ей хотелось справиться со слезами, которые подступили к глазам, готовыми вот-вот хлынуть потоком. Она старалась, чтобы голос звучал ровно, когда она произнесла: — Какое значение все это имеет теперь? Ничего не изменилось. Ты убежал. Я выжила. Теперь слишком поздно, чтобы…
— Черт побери, Клэр, я все объяснил в том письме. Я написал, из-за чего разозлился, почему не мог оставаться в Глориете. И как сильно потом жалел…
— Если это извинения, то я их не принимаю. — Она бросилась к двери мимо него, но он быстро и крепко схватил ее за запястье.
— Я и не ожидал, что ты простишь. — Его пальцы прожигали кожу даже сквозь ткань рукава. — Пока не поймешь, что это правда.
— Никогда не пойму.
— Прекрасно. — Внезапно Рэнд отпустил ее руку и посмотрел странным взглядом, тяжелым и опасно волнующим. — Как бы то ни было, я вернулся. Тебе придется свыкнуться с этой мыслью. — Он дал ей понять, что спор окончен, резко повернулся на каблуках и пошел через комнату.
— Найди себе другую жертву, Рэнд Логан, — посоветовала Клэр, кипя от негодования.
Она смотрела, как он водружает свой рыжевато-коричневый «стэтсон». — Ты не единственный, кто поклялся отомстить. Бог свидетель, если еще раз ступишь на землю Глориеты, я пристрелю тебя.
— Осторожнее, миссис Логан, — предупредил он, выговаривая слова нараспев. Он помолчал и, впившись в нее глазами и надвигая шляпу на лоб, добавил: — Вы ведь не хотите овдоветь, прежде чем станете женой, миссис Логан?
Мощная волна негодования и еще чего-то незнакомого окатила ее, она задрожала, испугавшись непривычного чувства, лицо ее запылало. Через несколько секунд Клэр овладела собой и произнесла:
— Я не миссис Логан! — Она заявила об этом с жаром, но…
Но было слишком поздно. Он уже ушел.
Давно стемнело, а Рэнда все еще не было.
Клэр поплотнее натянула на плечи алого цвета шаль и пошла побродить между деревьями, которые окружали дом. Шаль была семейной реликвией: она передавалась от матери к дочери уже три поколения. В те времена, когда шаль была совсем новая, ее цвет казался шокирующим. Красный цвет носили только кокотки. Но ее прапрабабушка Фицджеральд заявила, что это прекрасный, торжественный цвет. В этом поступке, как и во многих других, более существенных, проявился ее мятежный дух, дух неповиновения, передавшийся через поколения и ставший единственным наследством, которое Клэр хотела непременно сохранить.
Она протяжно вздохнула и быстро взглянула на небо. Ночь спокойная, тихая… «Такая, которую с кем-то хочется разделить», — подумала Клэр. И еще одна морщинка прорезала гладкий лоб.