А что? Он — страдает, она — тоже. Разница в десять лет будет практически незаметна: София по серьезности и «взрослости» далеко опережает ее, Кэтрин, которой никогда больше двадцати трех не давали…
— Да, это определенно хорошая мысль, — сказала она вслух. — София подарила мне своего брата, а я в ответ отдам своего…
— Приехали! — воскликнул таксист, и в его голосе Кэтрин услышала явное облегчение.
Она увидела перед собой красивый дом, стоящий на небольшом возвышении, окруженный садом и высокими пальмами. Белые лесенки сбегали вниз с двух сторон, от флигелей к одной общей террасе.
А в саду, на ровной зеленой лужайке, в плетеном кресле, в своей обычной позе сидел Джеймс. Рядом стоял мольберт.
Дыхание у нее перехватило, а сердце застучало часто-часто. Сейчас она войдет. Сейчас он обернется и увидит ее…
Что он почувствует: обрадуется или скажет, что сейчас ему не до гостей, а Рождество еще не скоро? Нет, он не может так сказать! Он ждет ее. Он ждет — или все, что между ними было, лишь мелкая бессмысленная интрижка. А она точно знает, что это не так.
На негнущихся ногах Кэтрин подошла к ажурной кованой калитке и позвонила. Джеймс встал и, не глядя, пошел открывать. Он был босой, в белых льняных брюках, и с безнадежным обожанием Кэтрин смотрела на игру мускулов на его загорелом торсе.
Примерно на середине дорожки он оторвал сосредоточенный взгляд от своих ног и увидел Кэтрин. Остановившись, словно налетел на невидимую стену, он медленно вынул руки из карманов и испуганно уставился на нее. Кэтрин тоже замерла, боясь дышать.
Несколько секунд длились целую вечность, а вокруг не осталось ничего: ни вечера, ни пальм, ни отдаленного шума моря.
— Здравствуй… Джеймс. Я…
Он сделал один шаг ей навстречу и снова остановился.
— Кэтрин… Ты что тут делаешь?
— Я прилетела. Вот.
— Ты прилетела ко мне?
— Нет. Да. Я прилетела кое-что у тебя спросить.
Он вдруг спохватился, подошел к калитке, отпер ее:
— Входи! Я совсем забыл… Входи… Пойдем.
Она вошла, медленно и несмело приблизилась к мольберту. Джеймс остался стоять позади, тяжело дыша. Она не видела его лица, но чувствовала его волнение.
На большом квадратном холсте плескалось лилово-сиреневое море. Точь-в-точь как тогда, на пляже, в последнюю ночь… В их первую ночь.
Закат. И две маленькие фигурки у самой воды — мужчина и женщина держатся за руки и смотрят куда-то за горизонт… А вокруг — дикий берег и тишина. Тишину эту было так хорошо видно на рисунке, что Кэтрин живо вспомнила тот вечер: легкое дуновение ветерка, запах костра, едва слышный шелест моря… А потом перед глазами все расплылось.