— О, Боже мой, это он тебе сказал об этом? — и, к своему собственному изумлению, разразилась слезами.
— Тише, — утешила ее Филиппа мягко и невозмутимо. — Гляди, вон они возвращаются. Давай сменим тему. Сделай вид, что тебе в глаз попала соринка, и поднимемся ко мне в комнату.
— А мы как раз собираемся подняться наверх, — крикнула она приближавшимся Найджелу и Энид. — Розе что-то попало в глаз, и я хочу помочь ей.
Найджел тут же извлек огромный носовой платок и сам собирался произвести эту операцию, однако Филиппа схватила Розу, покрасневшую и вконец смущенную, и поволокла мимо него к лестнице.
— Глупая дурочка, — утешала она, приведя в розовую комнату и решительно захлопнув дверь. — Разумеется, Найджел ничего не говорил. Он ни о чем и не догадывается. Если бы он заподозрил что-либо, разве стал бы он чмокать тебя так звонко в щеку, если тебе не это нужно, ведь так?
Роза продолжала всхлипывать. Неужели она и впрямь такая прозрачная? А Филиппа явно терпеливо дожидалась полной и окончательной исповеди.
— Мне не хочется рассказывать об этом, — сердито сказала Роза, — особенно тебе. Я чувствую себя такой дурой, — добавила она, чтобы смягчить свои слова, сознавая, что они должны были прозвучать неприязненно.
— А тебе и нет необходимости говорить об этом, — спокойно заверила ее Филиппа, — но делать с этим все-таки что-то нужно.
— Что делать? — огрызнулась Роза. — Целых восемнадцать лет я была его маленькой сестренкой. Он невероятно поразится, если когда-нибудь узнает о моих чувствах, и подумает, что тут пахнет инцестом.
— Чушь, — резко оборвала ее Филиппа. Наступило долгое молчание, прерывавшееся лишь всхлипыванием Розы. Она ругала себя за то, что так просто попалась на крючок, а теперь распустила нюни, словно пленная школьница.
— Роза, — начала Филиппа, подбирая слова с некоторой осторожностью, — между мной и Найджелом действительно нет ничего серьезного, и, возможно, мне не представится другого случая, чтобы поговорить с тобой. Поэтому, хоть я и знаю тебя не слишком хорошо и хотя ты можешь подумать, что я много на себя беру, мне хочется дать тебе несколько советов. Пусть ты и не просила о них и можешь после этого меня возненавидеть. По какой-то причине, — продолжала она с явным усилием, так как пунцовые щеки и покрасневшие глаза Розы говорили о подавленном гневе и обиде, — ты решила выглядеть совершенным пугалом. Ты только посмотри на свою одежду и жуткие туфли. У тебя грива великолепных волос, а ты их запихиваешь в ужасный пучок, словно престарелая училка. Хорошенькие глазки скрываешь за отвратительными очками. Бледно-розовая помада превращает тебя в привидение. У меня появилось ощущение, что ты стыдишься своей безупречной фигуры. А свой талант, свою личность держишь где-то далеко, словно боишься, что тебя кто-нибудь заметит. Почему? Я объясню тебе. Потому что ты боишься быть красивой, боишься восхищения, боишься стать желанной для кого-нибудь. Твоя жизнь скучна и ужасна, но она безопасна. Всем ты нравишься, поскольку такая безотказная, но нравишься так, как нравится старое кресло. И если на тебя уронят пепел от сигареты или прольют кофе, то это никого не огорчит.